1188. Н. А. БЕЛОГОЛОВОМУ
21 июня / 3 июля 1885. Эльстер
3 июля.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
никогда не посоветовали бы мне ехать за границу при таких неслыханных переездах. Я весь дрожу, и одышка такая, что сплю не больше четырех часов в сутки. На дороге из Берлина сюда должен был <в> Рейнбахе остановиться в такой гадости, что с души воротило. Еще особенность: почти совсем не ем. Я уже не о смерти думаю, а о том, что очень тяжело. А меня только и делали, что гнали все за границу. А теперь кстати холодище. Подлые комнаты, гнусный немецкий язык, соседи, которые при малейшем шуме стучат в дверь, — словом сказать, все подлости бродячей жизни. И все это для человека, который давно умирает и может существовать лишь при безусловном спокойствии 1.
Меня ужасно огорчило, что Вы так рано уехали из Блазевица. Теперь я бы Вас уже видел. Скажите, когда можно будет в Висбаден ехать? Дети берут грязные ванны уже около 20 дней, то есть 5 грязных ванн и остальные минеральные. Я думаю, что до 12-го или 10-го числа достаточно. Т. е. взять по 4 ванны и тех и других. Будьте так добры, зайдите на виллу Розенгальк (фрейлейн Кленце) против курзала, по улице Зонненбергштрассе. Года три тому назад мы жили там 3-е больших и 2 детей (за 1 большого) и платили по 7 марок за 4 комнаты с обедом. Теперь нас 5 больших (дети за больших), — сколько она возьмет за половину из 4 комнат, выходящую на улицу, но без обеда, а с кофеем и ужином из одного блюда, ибо обедать мы будем в другом месте. А впрочем, спросите и надвое, с обедом и у нее. И напишите: Bad Elster, poste restante.
Лихачев меня провожал. Он хотел ехать за границу месяца на полтора, но все это гадательно, ибо он пока не утвержден.
Извините, что так пишу: совсем ничего не могу.
Прошу передать мой сердечный привет многоуважаемой Софье Петровне. Искренно Вам преданный
М. Салтыков.
Как маршрут в Висбаден от Лейпцига?
Печатается по подлиннику: ГБЛ, ф. 22, карт. 7, № 58.
Впервые опубликовано: Изд. 1933—1941
1 Белоголовый позднее вспоминал: «По мере того как приближалось наше свидание, я видел со страхом, что ему делается все хуже и хуже: уже последние письма из Петербурга были писаны им сильно дрожащим и изменившимся почерком, а из Эльстера я стал получать коротенькие записки, написанные так, что с трудом можно было разобрать, с беспрестанным пропуском букв в словах, и наполненные самыми отчаянными жалобами на свое состояние» (Салтыков в воспоминаниях