19. Д. Е. САЛТЫКОВУ
4 апреля 1850. Вятка
Вятка. 4 апреля.
Извини меня, любезный друг и брат, что я не вовремя поздравляю тебя и все твое семейство с прошедшим днем твоего рождения, ты можешь быть уверен, что я от того не менее люблю тебя. Сейчас получил от маменьки письмо, которым она извещает меня об отъезде своем из Петербурга; думаю, что она в настоящую пору уже в деревне, и потому пишу к ней прямо туда. Маменька пишет, что относительно моей участи ей еще ничего решительно неизвестно и что ты об всем меня уведомишь. Из этого я должен заключить, что маменька предпринимала что-нибудь в мою пользу, но все это так темно и неопределенно, что составляет для меня только предмет страданий и сомнений 1. Меня интересуют в этом деле самые мелкие его подробности, потому что оно слишком живо меня касается, а мне пишут только, что ничего еще решительно неизвестно. А между тем мое положение делается совершенно невыносимым не столько потому, что я сослан в Вятку, сколько потому, что в самой Вятке все обстоятельства так слагаются, что вся жизнь моя постоянная и нестерпимая мука. Неужели, наконец, и два года мучения не могут искупить нелепой и ничтожной повести!2
Маменька еще пишет мне, что не может выслать мне денег ранее мая, потому что страдает денежною чахоткою. Я, напротив, всегда думал, что она в этом случае скорее подвержена водяной, а оказывается совсем иначе. Впрочем, она тут же отзывается, что ты коротко знаешь ее обстоятельства, и потому я прошу тебя убедительно растолковать мне причину такого необыкновенного безденежья, тем более что мне надобно же чем-нибудь жить. А по-моему, лучше всего было бы отделить всех; тогда всякий бы рассчитывал только на то, что у него есть, а то насулят золотые горы, да потом и утягивают, так что нет возможности распорядиться своею жизнью определенным образом. Во всяком случае, я рад, что она согласилась уплатить тебе долг мой, и прошу тебя уведомить, исполнила ли она это, как пишет мне.
Благодарю тебя за все твои хлопоты и беспокойства по моим делам; мне чрезвычайно совестно затруднять тебя всем этим, и поверь, что все твои одолжения глубоко запечатлены в моем сердце. Я получил сегодня письмо и от Милютина3 и обрадовался этому, думая видеть в нем что-нибудь по своему делу, но оно оказалось исполненным такой великолепной чепухи, что мне стало совестно читать.
Сделай одолжение, поцелуй за меня добрую сестрицу Адель и всех твоих малюток, которых я люблю и которым, надеясь скончать дни свои в девстве, торжественно завещеваю две пары подсвечников, зрительную трубку, серебряную цигарочницу (все это мною получено от тебя) и все свои долги, ибо, судя по расположению родителей, умру как Вальтер-Голяк4.
М. Салтыкова.
Примечания
Печатается по подлиннику: ИРЛИ, ф. 366, 25—26.
Впервые опубликовано: ЛИ, т. 13—14, стр. 456.
1 Еще не получив формального ответа на очередное, третье по счету, ходатайство о прощении сына (см. выше), но уже уверенная в неудаче, О. М. Салтыкова писала 14 марта 1850 года Д. Е. Салтыкову: «Ах! как меня убило о Мише, что не удалось кн<язю> <А. И. Чернышеву? А. Б. Голицыну?> доложить лично. Так меня это печалит и страшит; боюсь до смерти <...> Я ему о сем не пишу. А писала, что еще ничего не известно, чем кончится. Уж сообщи ему все сам, как знаешь, право, у меня духу недостает» ф. 366, оп. 9, № 133, л. 1 об.).
2 Эти слова продиктованы настроениями упадка, посещавшими Салтыкова в годы «вятского плена». Они не передают его подлинной оценки «Запутанного дела». Повесть была переработана и включена Салтыковым в собрание своих сочинений. См. ее в тт. 1 и 3 наст. изд.
3 От В. А. Милютина.
4