20. Д. Е. и А. Я. САЛТЫКОВЫМ
1 мая 1850. Вятка
Вятка. 1 мая.
Много благодарю тебя, любезный друг и брат, за письмо твое от 9 апреля и за то участие ко мне, которое я в нем вижу. Много меня огорчило известие о поступке брата Сережи; я нахожу его не только не совсем благородным, но и глупым. Какую выгоду надеялся он извлечь для себя от своих сплетней, решительно не понимаю; я сколько мог заметить, то, несмотря на то что маменька не неохотно выслушивает подобные вещи, они как-то совершенно не удаются их авторам; пример тому в брате Николае, да и в самом Сереже, которые оба оказали достаточно недоброжелательства к своим братьям и оба едва ли что-нибудь от того выиграли1. Это тем более кажется для меня странным, что ни я, ни в особенности ты ничего, кроме самого лучшего, самого теплого желания добра, не показывали Сереже ни в одном из наших действий относительно его. Вообще Вятка во многом меня убедила, и убедила к лучшему, хотя бы я и не желал убеждаться в явлениях, подобных тому, о котором ты пишешь мне. Сделай милость, уведомь меня, когда ты собираешься в деревню и действительно ли поедешь ты туда нынешним летом. Запрос обо мне от князя Голицына к губернатору действительно пришел по одной почте с твоим письмом 2. Деликатность этого дела запрещает мне справляться об отзыве губернатора, но так как я не знаю за собой ничего предосудительного в течение двухлетнего пребывания моего в Вятке, то и не сомневаюсь, что ответ губернатора будет выгоден для меня. Во всяком случае, отзыв этот идет в Петербург с последней же почтой, и потому я прошу тебя, если в Петербурге, вследствие этого отзыва, решатся дать делу моему дальнейший ход, то нельзя ли похлопотать, чтобы это сделалось поскорее, потому что тут много зависит от времени. Я удивляюсь даже, что по просьбе маменьки, поданной в начале марта, только теперь требуют заключения губернатора. Нечего тебе и говорить, как велико теперь мое ожидание. Что касается до представления меня в чин и до статистического описания, то это теперь меня не много занимает. Если бы меня простили, то я ничего более не желал бы. Любезный друг! сделай милость, если дело мое примет благоприятный оборот, не езди в деревню, покуда оно кончится совершенно; нет сомнения, что к июлю так или иначе оно должно решиться.
Я бы желал быть в деревне вместе с тобою и немедленно отправлюсь туда, как скоро получу известие о моем освобождении из Вятки. Я хочу также просить, если это только возможно, об отделе и согласился бы дать отказную во всем, если бы мне отдали Глебово и тысяч двадцать на устройство его3. Главная цель моя заключается в том, чтобы выйти в отставку и поселиться в деревне, чего я не могу сделать, не имея достаточного обеспечения. Дай бог, чтобы все это так и случилось; мне не хотелось бы вновь поступать на службу уже по тому одному, что искать места в Петербурге будет для меня довольно затруднительно, да едва ли я найду что-нибудь по своему желанию.
Прощай, любезный друг и брат, поцелуй от меня всех своих малюток и не забывай искренно тебе преданного брата
М. Салтыкова.
Je Vous remercie infiniment, ma bonne et chère sœur, de Votre bon souvenir et de Votre amitié pour moi. Vous pouvez être sure que quant à moi l’affection fraternelle que je Vous porte ne saurait que grandir avec le temps. Ayez la bonté de dire de ma part mille choses à Madame Votre mère ainsi qu’à Madame Aline. Puissé-je Vous revoir bientôt.
Tout à Vous
M. Saltykoff.
Перевод: только расти. Будьте добры передать от меня тысячу пожеланий Вашей матушке, а также м-м Алине. Если бы я мог Вас вскоре увидеть! Весь Ваш М. Салтыков.
Примечания
Печатается по подлиннику: ИРЛИ, Изд. 1933—1941, т. XVIII, стр. 53—54, т. XIX, стр. 41.
1 Еще в 1837 году отец Салтыкова, Евграф Васильевич, завещал свою родовую вотчину, село Спас-Угол (Спасское) с деревнями, жене, Ольге Михайловне, с тем чтобы после его смерти она произвела бы раздел владений между детьми. В связи с ухудшением здоровья Евграфа Васильевича Ольга Михайловна начала весной 1850 года переписку со старшим сыном Дмитрием Евграфовичем и другими сыновьями о будущем разделе. В ходе переписки и свиданий возникли наследно-имущественные споры, осложнившие «пошехонскими» чертами отношения между членами семьи, и без того не отличавшиеся родственной теплотой и гармонией. Позиции Салтыкова в этих спорах были свободны от своекорыстия и благородны по отношению к тем из братьев, интересы которых ущемлялись фаворитизмом и деспотизмом матери. См. последующие письма.
2 Запрос от статс-секретаря у принятия прошений на высочайшее имя приносимых кн. А. Ф. Голицына был затребован в связи с предстоящим до кладом Николаю I прошения матери Салтыкова о прощении сына, поданного в марте 1850 года (см. выше письма 16 и 19). Губернатор Середа направил статс-секретарю «отзыв», содержащий высокую оценку поведения и деловых качеств Салтыкова ф. 366, оп. 5, № 1).
3