480. Н. А. НЕКРАСОВУ
26 апреля / 8 мая 1876. Париж
Париж. 8 мая.
Посылаю Вам, многоуважаемый Николай Алексеевич, довольно значительную часть обещанного для майской книжки рассказа 1. Еще столько уже написано, а затем остается еще немного, страниц с семь печатных, и на днях напишу. Вероятно, и конец получите не позже 10-го русского 2 мая. Пусть пока набирают начало, и если бы даже я к майской книжке оказался несостоятельным (чего не предполагаю), то все-таки набор не пропадет. Полагаю, что конец допишу в Париже, а перепишу уже в Баден-Бадене.
Как видите, я в Париже не очень суматошничаю, а больше дома сижу. Прошло между тем уж три недели, как я здесь. Сделал несколько новых знакомств, но больше между русскими. Познакомился, однако, с Золя и с Флобером, и на днях Тургенев устраивает обед, где мы опять встретимся 3.
Я думаю, читатели ругательски меня ругают за непродолжение «Культурных людей». Ей-богу, не могу; право, у меня расположение духа какое-то совсем трагическое. Болен, болен я сильно. Только ревматизм потише, а прочее все, т. е. биение сердца — по-прежнему. Придется дома сидеть, жить как в деревне. И в «Культурных людях» трагический элемент будет, но потом. Теперь надо, чтоб было весело. Нынешним рассказом я решительно заканчиваю «Благон<амеренные> речи», хотя сюжеты есть очень заманчивые по части, например, брака. Представьте себе, например, Хсрькова (из «Бедной невесты»), пленившегося «святой простотой» Липочки (из «Свои люди сочтемся»), — что за ужасная коллизия! Все это как живое мечется, и можно кровью написать. Ужас! ужас! Вероятно, я и этот рассказ напишу когда-нибудь, а вернее всего, волью в «Культурных людей». Тут у меня будет еще рассказ «Паршивый», человек, от которого даже все передовики отвернулись, который словно окаменел в своих мечтаниях, ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего — только свет! свет! свет! 4 Вообще о «Культурных людях» не судите по началу: право, будет хорошо. Так мне кажется. Я лето им посвящу. Может быть, и трудно сначала будет, пока надобна веселость, но я всегда думал так, что надо принуждать себя. Начало я среди болей писал — оттого вышло несколько рутинно. Летом больше простору для отделки будет. Хочу, чтоб с августа продолжалось. Я, впрочем, думаю, что читатели привыкли, что я пишу неровно, отрывками.
Тургенев заходит ко мне почти каждый день, а сегодня еще вместе обедали в cafê Riche, одном из лучших в Париже. Еще обедали: Арапетов, Ханыков и сын поэта Жуковского. Был на выставке картин — 4 тыс<ячи> номеров, совсем теряешься; хорошо, что Тургенев с Жуковским водили и обращали внимание на хорошие вещи. А есть именно хорошие. Одна есть женщина из народа, собирающая камни на берегу моря, — забыть нельзя. Хорошо, кабы Вы уведомили меня о получении настоящего письма. Еду в Баден 16-го или 17-го, т. е. 4-го или 5-го мая ст. ст. Мне делать там нечего, но существовать где-нибудь надо, а в Париже кашель одолел. Так и соображайтесь, ежели будете писать. Впрочем, я дня за три до отъезда отсюда телеграфирую Елисееву, ради отправки газет.
Весь Ваш
М. Салтыков.
Печатается по подлиннику: ИРЛИ, ф. 366, оп. 3, № 32, лл. 104—105.
Впервые опубликовано: Письма
1 О рассказе «Перед выморочностью» см. письмо 479, прим. 1.
2 То есть по старому стилю.
3 В письме к Золя от 27 апреля / 9 мая 1876 г. Тургенев писал: «Я хотел бы пригласить вас пообедать (вас и Флобера) вместе с Салтыковым. Буйабесс, которую нам подавали в прошлый раз, произвела на меня столь глубокое впечатление, что я был бы не прочь повторить все это в пятницу в том же самом месте. Устраивает ли это вас? Напишите мне записочку. Я сегодня поговорю об этом с Флобером» (Тургенев. Письма
4