494. А. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ
8 сентября 1876. Петербург
С. Петербург. 8 сентября.
Я не имею сообщить Вам ничего хорошего, многоуважаемый Алексей Михайлович. При настоящем положении славянского вопроса, при отношении к нему русского общества и, главное, при настроении цензуры относительно «Отеч<ественных> записок», невозможно решиться печатать присланные Вами стихотворения. Т. е. первые два можно (если Вы признаете, что можно печатать их без третьего), а последнее «К самому себе» — совсем нельзя. Ваш взгляд на дело, по моему мнению, совершенно правилен, но, накануне вмешательства и ввиду той роли, которую приписывает себе в этом деле русское правительство, мы рискуем закрытием журнала, если б что-нибудь подобное было напечатано 1. Надеюсь, что Вы поймете это и извините.
Вообще, живется здесь плохо, особливо после полуторагодичного заграничного житья. Только нужда в еде и сладкая привычка жить могут заставить переносить все, что переносится. Вот со мной какой был на днях случай. Пришел я к председателю Совета книгопечатания, Григорьеву (помните: «Биограф-ориенталист»?) хлопотать об одной своей статье, так он меня не только не пригласил сесть, но даже сам не встал, когда я с ним говорил. Да, вдобавок, еще спросил, в каком я журнале пишу? А меня просто посылали даже к нему, говорили: ступайте, это человек учтивый, предупредительный и т. д. Что такое с ним вдруг сделалось — и понять до сих пор не могу. Во всяком случае, я думал, что я пьян или во сне все это вижу 2. Так вот и судите после этого, каково жить на свете и иметь сношения по журналу. И что всего замечательнее: Григорьев, по свидетельствам всех, действительно принимает с соблюдением внешних приличий, а меня одного — не удостоил!!
Я целых полтора года шлялся за границей, в том числе полгода провел в Баден-Бадене, где был так болен, что даже чувствовал себя на лоне Авраамовом. Имел надежду, что Вас увижу, но сам не мог уезжать никуда, а у Вас в это время семейное горе случилось 3. Теперь — очередь за Некрасовым, который, две недели тому назад, уехал в Крым в Ялту, где пробудет до декабря. Вот как сказалось для нас второе пятидесятилетие. Некрасова узнать нельзя — до того он похудел и изнемог. Ни сидеть, ни стоять, ни лежать не может, каждые пять минут необходимо переменять положение. В Ялту он не ради климата поехал, а ради того, что там Боткин, который пожелал лично за ним следить.
Что касается до меня, то я продолжаю быть больным. Ревматизмы утихли, но одышка и сердцебиение, по-прежнему, мучительны. Главная особенность моей болезни — это тоска, общее бессилие и совершенная ненависть к деятельности. Просто не могу нигде места найти и не придумаю, что из этого выйдет.
До свидания; будьте здоровы и не предавайтесь унынию. Во всяком случае, не сетуйте на меня за невыполнение Вашей просьбы. Мой адрес: Литейная, 62.
Весь Ваш
М. Салтыков.
Примечания
Печатается по подлиннику: ЦГАЛИ, ф. 639, оп. 2, № 82, лл. 14—15.
Впервые опубликовано: «Русская мысль», 1913, № 4, отд. II, стр. 121 — 122. Повторная публикация: ЛН, т. 13—14, стр. 303—304, с неверной датой «20 мая 1875».
1 В остро обличительном стихотворении «Совет самому себе» А. Жемчужников приглашал «гражданина России», прежде чем браться за роль «славянского Мессии», обернуться на себя, на свои «домашние дела» и «порядки». «Накануне вмешательства» — имеется в виду ожидаемое вмешательство России в события на Балканском полуострове. В ответном письме от 28 сентября 1876 г. из Швейцарии А. Жемчужников писал Салтыкову: «Сожалею, что стихотворение мое не может быть напечатано в «От<ечественных> записках», что мне не удастся высказать публично о славянском вопросе мнение, несогласное с общественным настроением <...>. Но я понимаю очень хорошо, прочитав Ваше письмо, что журнал без риску напечатать его не может. А так как судьба «От<ечественных> записок», конечно, интересует меня гораздо более, чем судьба моего стихотворения, <...> то я подчиняюсь Вашему решению без малейшего ропота или неудовольствия. Вы пишете, что, по Вашему мнению, мой взгляд на дело совершенно правилен. Я вполне был уверен, что мое стихотворение, по своему направлению, не будет антипатично ни лично Вам, ни вообще «Отечественным> запискам» (ЛН «За днями ненастными...» и «Чувств и дум несметный рой» — было задержано по просьбе самого автора (см. цит. письмо). Они появились в Отеч. записках, 1877, № 5.
2 Инцидент произошел 3 сентября 1876 г., и Салтыков в тот же день писал о нем Некрасову (см. письмо 492, а также письма 495 и 496). «Биограф-ориенталист» — название имевшего большой общественный резонанс памфлета Н. Ф. Павлова 1857 г. («Русский вестник», № 6, отд. II) на В. В. Григорьева, в ту пору профессора Петербургского университета по кафедре восточных языков. Поводом для памфлета явилось выступление B. В. Григорьева в «Русской беседе» (1856, кн. 3—4) со статьей «Т. Н. Грановский до его профессорства в Москве», в которой он пытался дискредитировать Грановского как ученого.
3