794. Н. А. БЕЛОГОЛОВОМУ
19 ноября 1881. Петербург
19 ноября.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Тысячу раз виноват, что не писал так долго. Все справлялся с ноябрьской книжкой, да кстати и для декабрьской книжки статью готовил 1. Теперь я пользуюсь всякою минут<н>ой охотой к писанию, которая решительно начинает покидать меня. Ноябрьская книжка вышла вчера, и я уже передал в конторе, чтоб Вам выслали ее по Вашему новому адресу. В настоящую минуту, вероятно, Вы уже имеете ее.
Вы пишете, что в газетах об России ничего нет и желаете иметь сведения. А мы-то здесь что знаем? Кроме слухов, ничем не гарантированных и ходящих на улице, — что мы имеем? Нынче принято за правило ни о чем не объявлять. Хотят, чтоб общество успокоилось, а слухи до него все-таки доходят, и беспокойство все увеличивается. Все обращаются к содействию, и все скрывают. Вследствие этого ходят, например, такие слухи, что когда Санковский выстрелил в Черевина, то последний, взявши его за голову, начал пальцами давить ему глаза 2. Очевидное преувеличение, но как же уберечься от них. Другие говорят, что он оторвал Санковскому оба уха — представьте себе! Ясно, что со стороны товарища министра ничего подобного не может быть, но это Вам дает меру того, как относится общество к этой системе скрывания. Мы не знаем даже, политическое ли это было покушение, или просто попытка сумасшедшего. Вообще, никогда так скучно и утомительно не жилось, даже в незабвенные Гуркины времена 3. Хотят всех молиться заставить; театры сокращают. А Катков с Аксаковым орут пуще прежнего, и все кричат: Мало! Мало! Собственно говоря, они-то и наводят страх, потому что считаются выразителями интимных мыслей.
Очень Вам признателен, что призрели Новодворского. Ужасно этот человек болен. Я опасался, что он не доедет до Парижа, однако Елисеев, которого письмо 4 я получил через день после Вашего 5, пишет, что он уж и в Ниццу приехал. Не понимаю, чем он будет жить. Елисеев пристроил его за 8 франков в том пансионе, где он сам жил, но ведь это все-таки потребует 100 р. в месяц, потому что понадобятся свечи и дрова. А денег у него за проездом останется не больше 300 — 400 рублей. Писать он, кажется, совсем не может, а если и напишет, то выйдет нецензурно. Такой уж склад ума. Что он, откуда, есть ли у него близкие или родные — ничего не знаю. Эти господа ужасно скрытны.
«Письмо к тетеньке», которое Вы прочтете в ноябрьской книжке, несколько глуповато, но что же делать — простите 6. Ничто иное нынче не по сезону. А писать надо, хотя бы для того, чтоб заявлять, что курилка жив.
Я болен по-прежнему, хотя по временам чувствую себя легче, т. е. меньше кашляю. Но астма — чудовищн<ая>, и совершенное мужское бессилие, именно вследствие астмы.
Елисеев пишет, что перебрался на квартиру оттого, что ему надоел Семевский. Действительно, это ужасный холоп.
Третьего дня здесь ходили слухи, будто Игнатьев выходит в отставку, а на место его назначается Коханов. А по другим, будто бы министерство разделяется на два: просто внутр<енних> дел и полиции — с Черевиным во главе. Но вчера эти слухи смолкли и стали говорить, что дело уладилось опять.
Прощайте, передайте наш дружеский привет добрейшей Софье Петровне и не забывайте преданного Вам
М. Салтыкова.
Печатается по подлиннику: ГБЛ, ф. 22, п. 7, № 15.
Впервые опубликовано: Изд. 1933—1941,
1 В № 12 Отеч. записок за 1881 г. напечатано четвертое «письмо» из «Писем к тетеньке» (в новой редакции).
2 13 ноября 1881 г. Н. Санковский и П. Мельников совершили покушение на жизнь товарища министра внутренних дел П. А. Черевина, за что были осуждены (5 января 1882 г.) на каторжные работы.
3
4 От 13 ноября 1881 г. (Письма Елисеева, стр. 50—58).
5 Это письмо Белоголового неизвестно.
6