839. Н. А. БЕЛОГОЛОВОМУ
8 июня 1882. Ораниенбаум
Ораниенбаум. 8 июня.
Многоуважаемый Николай Андреевич.
Я полагаю, Вас немало-таки удивили перемены здесь происшедшие 1, что же касается до нас, то мы сидим и ждем, что
Главное, торжество Каткова чересчур уж позорно. И что еще позорнее — это то, что первые удары непременно падут на литературу. Скажите, есть ли в мире государство, где бы положение литературы было столь постыдно? Но странное дело, Маковы, Игнатьевы, Тимашевы преходят, а литература все живет. Катков ведь заранее возвещал перемены. Полякову за три дня писал и успокаивал жидов. А мне еще пишут разные провинциальные незнакомцы: напрасно-де Вы держите такой унылый тон в Ваших сочинениях, надо, дескать, ободрять. Да где же взять материалов для ободрения? Вот и фактов еще никаких нет, а один неистовый лай «Московских ведомостей» уже действует подавляющим образом.
Ну да пусть будет что будет, поговорим лучше об другом. Тургенев, которого, по-видимому, Вы неглижируете, откликнулся мне из Буживаля. Сам написал письмо, стало быть, не так уж болен 3. Мне ужасно совестно, что я к нему не писал во время болезни, но известие об опасности, которой он подвергался, не нашло меня равнодушным, и если я не писал, то единственно потому, что ему не до меня было. И я искренно рад буду узнать, что опасность окончательно для него миновалась. Все-таки это литературное имя, для многих дорогое и симпатичное. Что касается до другого больного, Елисеева, то мне начинает казаться, что положение его действительно ухудшилось и что едва ли он восстановится в прежнем виде. С чего-то он затеял переписку о своем положении при «Отеч<ественных> зап<исках>» 4. Никому и в голову этот вопрос не приходил, а он вдруг ни с того, ни с сего возбуждает всякие недоразумения. Ужасно мне его жаль и думаю, что последние перемены и на него подействуют, ввиду непрочности журнально-литературного дела. Мне кажется, что едва ли можно ждать, что заграничное житье поможет ему. На Вашем месте, я разрешил бы ему возвратиться тем более, что он должен испытывать адскую скуку без Матреши. Вот он теперь пишет чувствительные письма, а о том забывает сказать, что нужно делать с его деньгами и нужно ли взять, по прежним примерам, тысячи три в счет дивиденда? Не пишет также, куда он едет, так что ставит и меня в невозможность писать ему.
«Письма к тет<еньке>» я кончил, и, как оказывается, совершенно кстати 5. Во-первых, надо же и кончать, а во-вторых, любопытно, о чем бы я теперь писать стал? Теперь надо писать о светопреставлении. Вы спрашиваете, что я готовлю дальше? Да вот хотелось бы «Современную идиллию» кончить 6
Ораниенбаум встретил меня очень сурово и в сущности, вероятно, расстроит мое здоровье, а не укрепит. Я проживаю здесь с 17-го мая и до сих пор ни одного теплого дня не было, а ночью просто стужа. Прибавьте к этому, что дача была всю зиму нетоплена, и, вероятно, просохнет не раньше как к августу, когда надо будет возвращаться в Петербург. Кашляю я много, но, главное, припадки ревматизма возобновляются в пояснице и в ляжках. Сидеть сижу, а хожу с трудом. Никуда до сих пор носу не показывал. Только и выезжаю, что по понедельникам в Петербург. Но и там плохо, никого нет. Лихачевы уехали в Финляндию, где пробудут до июля, а в июле едут за границу. Так, по крайней мере, предполагали. Я думал, что в Финляндию уедет одна Елена Ос<иповна>, а оказывается, что и Влад<имир> Ив<анович> там. Два понедельника сряду я его отыскивал и наконец дознался, что и он на лоне природы. Унковск<ий> до сих пор был в П<етер>б<урге>, а на этой неделе и он едет в деревню. Я поручил ему присмотреть и для меня именьишко по соседству, чтоб было куда под старость голову приклонить. Боткин тоже купил в Финляндии именье. Говорят, будто у него там четыре дома, и будто бы он купил сто сорок матрацов, чтобы разложить на них домочадцев. Унковский сказывал: пять пудов швейцарского сыру Боткины на лето повезли в деревню да икры три пуда и 100 бочонков сельдей и все голландских. И Соколов с Алышевским будут закуски есть; им тоже по матрацу приготовлено. С имением Боткин купил 20 коров и при них бык. Коровы дают прямо сливки, а некоторые даже масло. И все мало. Еще 20 коров и быка купили. Соленой осетрины 20 пудов. И виолончель, как ни просила Кат<ерина> Ал<ексеевна> 7 оставить.
Прошу Вас передать от меня и от жены дружеский привет многоуважаемой Софье Петровне.
Жму крепко Вашу руку.
Примечания
Печатается по подлиннику: ГБЛ, ф. 22, п. 7, № 21.
Впервые опубликовано: «Русское богатство», 1913, № 3, стр. 41—43.
1
2 Неточная цитата заключительных строк стихотворения И. И. Дмитриева «Ермак».
3 Имеется в виду письмо Тургенева к Салтыкову от 26 мая/7 июня 1882 г. (Тургенев. Письма, т. XIII, кн. 1, стр. 266).
4 Письма Елисеева, стр. 72—75, 77—80).
5 О «Письмах к тетеньке» см. письмо 829, прим. 3.
6 Окончание «Современной идиллии» появилось в № 5 за 1883 г.
7