861. П. В. АННЕНКОВУ
1 ноября 1882. Петербург
Петербург. 1 ноября.
Многоуважаемый Павел Васильевич.
Получил я Ваше письмо и много Вам благодарен. И за общий отзыв о моей книге и за высказанное Вами, по ее поводу, замечание 1. И рад буду, если книга моя даст Вам хоть несколько минут развлечения в немецком захолустьи, которое зимою должно быть порядочно инсипидно 1a.
Замечание Ваше вполне верно: несмотря на мою плодовитую литературную деятельность, она оказывается не особенно плодотворною. Вещи остаются на прежних местах, и дела идут по-старому. Но чему приписать этот печальный результат (ноль)? тому ли, что моя деятельность чересчур мелка и не задевает сущности вещей, или же особенному патологическому состоянию, в котором находится русское общество?
Если деятельность моя органически недостаточна, то мне остается только покориться этому приговору и сказать только, что я даю что могу. Да ведь, в сущности, я, право, и не тщеславен. Иногда желал бы даже все бросить и удалиться куда-нибудь в захолустье, потонуть в волнах забвения, пропасть. Особенного удовольствия я в жизни не имею — это верно. Я не стану также ссылаться на величавый образ цензуры, который всегда предстоит пред очима моима, потому что ни читателю, ни критику до этого дела нет. Но могу сослаться на Гоголя, которого считают даже великим писателем, и которого деятельность была, в общественном смысле, тоже не особенно благотворною. Он тоже ничего с места не сдвинул и тоже ничего не изменил. А он все-таки пользовался благосклонностью, я же пользуюсь — ненавистью.
Вернее, мне кажется, сказать, что современное русское общество так настроилось, что совсем не задерживает впечатлений. Легкость, с которою в продолжение 25 лет давалось и опять отнималось многое очень существенное, породила в обществе очень много постыдных привычек, и между прочим привычку относиться ко всему происходящему спустя рукава. Понятно, что обладателя подобной привычки трудно чем-нибудь пронять. Я еще до получения Вашего письма неоднократно задумывался над этим вопросом и даже проектировал несколько дополнительных «писем к тетеньке», но не знаю, выполню ли эту задачу 2. Болен я как-то необыкновенно, не до писания мне. Везде больно, только о том думаю: да скоро ли же смерть? А тут еще, на беду, связался с «Соврем<енной> идил<лией>». Требуется письмо веселое, живое, а у меня все болит. К ноябрьской книжке так-таки ничего и не успел приготовить, да не знаю, исправлюсь ли и к декабрьской 3.
До какой степени разврат проникает в русское общество — Вы можете судить из след<ующего> факта. Между молодежью здешнею обоего пола ходит циркулярное приглашение некоего «Центрального общества борьбы против террористических учений» 4. Циркуляром этим не показывается вреда терр<ористических> учений, а гораздо проще ставится дело: обещается известное обеспечение, прекращение преследований, возможность жить за границей и проч. И можно думать, что эта штука породит известный разлад и многих увлечет. Но как Вам кажется эта попытка воспитать молодежь на шпионстве? Кстати, еврей Поляков устроил, так сказать, целый рассадник молодых шпионов. Уверенность прожить на поляковских хлебах пала на благодарную почву. Кроме известного Вам адреса 5 благодетелю состоялось еще частное соглашение, в силу которого пенсионеры общежития будут приглашаться поочередно к столу Самуила Соломоновича. И будут обучаться там хорошим манерам. Вот и судите сами, легко ли работать ввиду подобных фактов. Ведь они уже настолько поразительны и ясны, что даже задумываться над ними, анализировать их нет надобности.
С большим удовольствием увидел из Вашего письма, что Вы подумываете о возвращении в Россию. Буду крайне обрадован за себя.
В последнее время получил несколько писем от И. С. Тургенева 6. Пишет об нем мне также доктор Белоголовый, который не раз его посетил 7. Последний отзывается о здоровьи старца весьма удовлетворительно, что меня крайне радует. Это жизнь, за которую можно держаться.
До свидания. Крепко жму Вашу руку и прошу засвидетельствовать о моем и жены моей уважении Глафире Александровне и поцеловать детей.
Искренно Вам преданный
На конверте: Германия. Allemagne. Baden-Baden. Ludwig-Wilhelms-platz, 8. M-r Paul Annenkoff.
Почтовые штемпеля: С.-Петербург. Город, почта. 2 ноября 1882, Baden. 18.II.82.
Примечания
Печатается по подлиннику: ИРЛИ,
Впервые опубликовано: Письма, стр. 229—231.
1 Письмо П. В. Анненкова неизвестно. Содержащийся в нем «отзыв» относился к вышедшим в 1882 г. отдельным изданием «Письмам к тетеньке». За присылку этой книги, как писал Анненков в письме к Тургеневу от 29 октября/10 ноября 1882 г., он поблагодарил автора архиерейским трезвоном во все колокола» (см. в наст. изд. т. 14, стр. 614).
1a франц. insipide.
2 После завершения «Писем к тетеньке» у Салтыкова возник замысел нового цикла — «Дополнительные письма к тетеньке». Однако, написав половину первого письма, он отказался от его продолжения (см. в наст. изд. т. 14, стр. 679—680 и письмо 882).
3 Об этом см. письмо 859, прим. 3.
4 акты «систематически препятствовали правительству проводить в исполнение задуманные им желательные реформы... Вследствие этого борьба с террором, как причиной такого ненормального положения, становится обязанностью всех, желающих блага своей родине». Выпущенная в октябре 1882 г. центральным университетским кружком гектографированная прокламация вскрыла фальшивый характер этой «Программы», приглашающей студентов на должность шпионов. Указывая, что правительство хочет купить совесть молодежи, ответная листовка клеймила позором тех, кто принял это предложение» (С. С. Волк. Народная воля. 1879—1882. М. — Л., 1966, стр. 349—350).
5 7 и 8 октября 1882 г. состоялись сходки студентов Петербургского университета, которые «собрались, чтобы заявить протест против поднесения адреса Полякову» (Очерки по истории Ленинградского университета, т. II. Л., 1968, стр. 61—62).
6 Имеются в виду письма Тургенева к Салтыкову от 23 августа/4 сентября и 24 сентября/6 октября 1882 г. (Тургенев. Письма,
7