|
XXI
Обаяние исконного тверского либерализма сказалось и здесь. Во всех распоряжениях выразилось чувство меры и благожелательности. Долг был выполнен без послабления, но при сем предполагалось, что мы не осуждены и, следовательно, можем быть невинны. Нас обыскали, но когда ничего, кроме ношебного платья, не нашли, то на нас не кричали: врешь, подавай! - как будто бы мы могли, по произволению, тут же родить тюки с прокламациями. Нас не погнали в глухую ночь, но дали отдохнуть, собраться с духом, напиться чаю и даже дозволили совершить путину до Корчевы в дворянских мундирах, так как одежда, в которой мы прибежали в Проплеванную, еще не просохла как следует. Вообще бесполезных жестокостей допущено не было, а полезные были по возможности смягчены.
Но зато, как только златоперстая Аврора брызнула на крайнем востоке первыми снопами пламени, местный урядник уже выполнял свою обязанность.
Когда мы вышли из дома, на дворе стояла довольно густая толпа народа. Мне казалось, что все пристально в меня всматриваются, как бы стараясь угадать: наш барин или не наш? Очевидно, что способ прибытия моего в Проплеванную возымел свое действие, и вопрос: действительно ли прибежал настоящий помещик или какой-нибудь подменный? - играл очень большую роль в нашем приключении. Двойственное чувство овладело толпою: с одной стороны - радость, что через нашу поимку государство избавилось от угрожавшей ему опасности, с другой - свойственное русскому человеку чувство сострадания к "узнику", который почему-то всегда предполагается страдающим "занапрасно". Но рассчитывал ли кто-нибудь, что из всего этого может произойти "награда", - этого сказать не умею.
Нас ожидал другой урядник (я узнал в нем того, который накануне поймал пригульного поросенка) в путевой форме, и при нем двое сотских и шесть человек десятских. Этот конвой должен был сопровождать нас до Корчевы. У десятских в руках были веревки; но нам не связали рук (как это сделали бы, например, в Орловской или Курской губерниях), а только предупредили, что, в случае попытки к бегству хотя одного из нас, правила об употреблении шиворота будут немедленно выполнены над всеми. Впрочем, я должен сказать правду, что, делая это предостережение, урядник был взволнован, а некоторые из десятских плакали. Пришел и батюшка и сказал несколько прочувствованных слов на тему: где корень зла? - а в заключение обратился ко мне с вопросом: богом вас заклинаю, господин пришлец! ответьте, вы - потомок отцов ваших или не вы? Но когда я, вместо ответа, хотел обратиться к народу с объяснением моей невинности, то сотские и десятские затрещали в трещотки и заглушили мой голос. Несмотря на это, многие сердобольные женщины подбегали к нам и подавали кто каленое яйцо, кто кусок ватрушки, кто пару печеных картофелин. И урядник, очевидно, только для проформы называл их сволочью и паскудами.
Наконец мы тронулись. Утро было светлое, солнечное и обещало жаркий день. Трава, улитая дождем, блестела под косыми лучами солнца матовым блеском, словно опушенная инеем. По дороге во множестве пестрели лужи.
- С богом! трогай! - дал сигнал конвоировавший урядник.
- Счастливо! - откликнулись ему из толпы.
В другой губернии, наверное, нашлись бы кандалы или, по крайней мере, конские путы, но в Тверской губернии, по-видимому, самое представление об этих орудиях истязания исчезло навсегда. В другой губернии нам непременно, от времени до времени, "накладывали" бы, а в Тверской губернии самой потребности в "накладывании" никто не ощущал. Вот какая это губерния. Долг, один только долг! без послаблений, но и без присовокуплений! - таков был девиз Тверской губернии еще в то время, когда Тверь боролась с коварной Москвой и Москва ее за это слопала. Таким же остался он и теперь. А урядник к сему присовокуплял: ужо разберут! - что также свидетельствовало о легальности, ибо в других губерниях урядники говорят: ужо покажут, как Кузькину мать зовут!
Мы шли вольным аллюром и рассуждали, что лучше: благосклонная ли легальность без послаблений или благожелательный произвол, тоже без послаблений? И все как-то у нас выходило: все равно.
Но, в сущности, было далеко не все равно, и Глумов совершенно основательно заметил, что легальность без послаблений есть уже как бы заря правового порядка. И когда мы рассмотрели вопрос со всех сторон, то должны были согласиться с Глумовым. И это нас утешило.
Такова Тверская губерния. Искони она вопиет: наказывайте! жмите из нас масло! - но по закону! И ее наказывают.
Урядник тоже вступил с нами в собеседование и укреплял в нас веру в корчевское правосудие. Это был лихой малый, по происхождению дворянин, а по убеждениям принадлежал к либеральному лагерю. Он служил в урядниках в ожидании правового порядка и тяготился своим званием. И ежели сносил это иго без явного ропота, то потому только, что дома, по его словам, жрать было нечего, а он имел наклонность к еде. Поэтому, когда я ему дал пару каленых яиц из числа пожертвованных, он с чувством пожал мне руку и попросил кусок ватрушки.
- А насчет Корчевы вы не беспокойтесь, - сказал он, - у нас все по закону. Коли есть закон - шабаш, коли нет закона - милости просим в кутузку.
- Стало быть, и коли есть закон, и коли нет его...
- Ну да, уж это во всяком случае.
И, погодя немного, прибавил:
- Вот когда правовой порядок выйдет, тогда и урядником веселее служить будет. Сейчас это пришел, взял "его"... за что? что за причина? - Пожалуйте! там разберут!
- Да ведь и нынче, вы сами сейчас говорили, разберут?
Нам предстояло пройти пешком с лишком тридцать верст. Большая часть пути шла песчаным грунтом, но, благодаря дождям, песок умялся, и ногам было довольно легко. Но по временам встречались низинки, на довольно большое пространство пересекавшие дорогу и переполненные водой, тогда мы вынуждались снимать с себя обувь и босиком переходили с суши на сушь. Однако ж после двух часов ходьбы солнце порядком-таки стало припекать, и мы почувствовали невыразимую истому во всех членах. Поэтому мы не без удовольствия увидели в стороне деревушку, на краю которой стояла просторная изба.
Эта деревушка была мне знакома. Когда-то, еще в детстве, я кармливал тут лошадей, проезжая школьником на каникулы и с каникул. Деревушка отстояла от нашей усадьбы всего в двенадцати - тринадцати верстах, но тут жил мужик Кузьма, которого тогдашние помещики называли "министром" и с которым мои родители любили беседовать и советоваться. Поэтому привал здесь делался обязательно, несмотря на близость расстояния. Уже в то время Кузьме было лет пятьдесят; стало быть, теперь ему катило под сто. Когда я проезжал здесь в последний раз, он был еще жив, но уже мало распоряжался по хозяйству, а только хранил семейную казну и бродил около усадьбы, осматривая, нет ли где порухи. Отмена крепостного права застала его врасплох, и он не знал, радоваться ему или нет. Но так как на первых порах у помещиков еще водились деньги и они беспрестанно слонялись взад и вперед с жалобами, предложениями земельных обрезков и т. д., то и Кузьме кой-что перепадало в этой сутолоке за овес, за "тепло" и за съеденные яичницы. Это были дни радости. Но через год, через два маятное движение угомонилось и тракт запустел, а вместе с тем запустела и чистая горница в доме Кузьмы. Старик возроптал.
Впрочем, благосостояние Кузьмы стояло уже настолько прочно, что дом его и теперь глядел так же хозяйственно и солидно, как двадцать лет тому назад. Оказалось, что он еще жив и даже бродит с грехом пополам по избе; но плохо видит и никак не может затвердить слово "сицилисты", которое в деревне приобрело право гражданственности и повторялось в самых разнообразных смыслах. Оказалось также, что и о поимке нашей здесь уже знали от гонца, который ездил в Корчеву с известием о появлении в Проплеванной людей, ведущих себя "некако странно" (донесение для урядника редижировал батюшка). Поэтому, как только нас привели, вся деревня, от мала до велика, высыпала на улицу. И таково обаяние предполагаемого злоумышления (может быть, вследствие смешения этого понятия с представлением об начальстве), что при нашем появлении те, у которых были на головах шапки, инстинктивно сняли их. Разумеется, я прежде всего поспешил к Кузьме, надеясь, что буду иметь случай вспомнить прошлое и умилиться. Но старик принял меня сурово.
- На кого ты руку поднял? - неожиданно напустился он на меня, широко разевая рот, в котором уже не было ни одного зуба и который вследствие этого был скорее похож на зияющую темную впадину, чем на рот.
Он выкрикнул это так громко и авторитетно, что домочадцы, собравшиеся в избе, в испуге смотрели на меня и, крестясь, шептали: "Спаси господи! богородица успленья!" А внук Кузьмы, мужчина лет сорока, достававший для нас в шкапу чайную посуду, еще усилил впечатление, прибавив вполголоса:
- Не трожь, дедушка! барин-то ишь обменный!
- На кого ты руку поднял? - повторил старик. - Какие родители-то у тебя были, а ты... а-а-ах! Папынька! мамынька! хоть их-то бы ты постыдился... а-а-ах!
Наконец урядник положил конец этой сцене, сказав:
- Дедушка! не замай арестанта! Не ты в ответе будешь, коли он над собой что сделает!
Тем не менее выходка старика произвела свое действие; да и слово "арестант" было произнесено и должно было отозваться на нас очень горько. Покуда мы отдыхали, в избу то и дело входили "суседи". Взойдет, перекрестится на образа, поглядит на нас, послушает и уйдет. С улицы тоже до нас доходили смутные звуки, свидетельствовавшие, что "здоровый народный смысл" начинает закипать. Урядник беспрестанно то входил в избу, то выходил на улицу, потому что и его начали обвинять в укрывательстве и называть потатчиком. Один благомысленный старичок прямо поставил вопрос: коли ежели они арестанты - почему же на них нет кандалов? Кузьма же хотя и перестал кричать, но продолжал зудеть себе под нос:
- Теперича что я должен с избой со своей сделать? Кто в ней теперича сидит? какие люди? на кого они руку подняли? Коли ежели по-настоящему, сжечь ее следует, эту самую избу - только и всего!
Но следом за тем совсем неожиданно прибавил:
Чай-то свой, что ли, у вас? или наш будете пить? У нас чай хороший, ханский!
Одним словом, положение, постепенно осложняясь, сделалось под конец настолько грозным, что урядник наш оказался не на высоте своей задачи. И, когда настало время идти дальше, он растерянно предложил мне:
- Вашескородие! позвольте руки связать! как бы чего не случилось!
Разумеется, мы согласились с радостью.
Когда мы вышли на улицу и урядник, указывая на нас, связанных по рукам, спросил толпу: любо, ребята? - то толпа радостно загалдела: любо! любо! а какая-то молодая бабенка, забежавши вперед, сделала неприличие. Но больше всего торжествовали мальчишки. С свойственною этому возрасту жестокостью они скакали и кувыркались перед нами, безразлично называя нас то сицилистами, то изменниками, а меня лично - подменным барином. С версту провожали они нас своими неистовыми криками, пока наконец урядник не выхватил из толпы одного и не отстегал его прутом. И тут, стало быть, либеральное начальство явилось нашим защитником против народной немезиды, им же, впрочем, по недоумению возбужденной.
Всю остальную дорогу мы шли уже с связанными руками, так как население, по мере приближения к городу, становилось гуще, и урядник, ввиду народного возбуждения, не смел уже допустить никаких послаблений. Везде на нас стекались смотреть; везде при нашем появлении кричали: сицилистов ведут! а в одной деревне даже хотели нас судить народным судом, то есть утопить в пруде...
Словом сказать, это была ликвидация интеллигенции в пользу здорового народного смысла, ликвидация до такой степени явная и бесспорная, что даже сотские и те поняли, что еще один шаг в том же направлении - и нельзя будет разобрать, где кончается "измена" и где начинается здравый народный смысл.
Вздошникова, у которого по этому случаю было угощение, то в управлении, как и в первый раз, оказался один только Пантелей Егорыч.
- Ах, господа, господа! - встретил он нас, - предупреждал я вас! предостерегал! просил!.. Что это... и руки связаны?.. вот вы до чего себя довели!
- Да прикажите же руки-то развязать! - взмолился наконец Глумов.
- Руки... уж и не знаю... как закон! Ах, в какое вы меня положение ставите! Такой нынче день... Исправник - у именинника, помощник - тоже... даже письмоводителя нет... Ушел и ключи от шкапов унес... И дело-то об вас у него в столе спрятано... Ах, господа, господа!
- Так пошлите за исправником - и делу конец! - настаивал Глумов.
- Вот то-то и есть... как это вы так легко обо всем говорите! Пошлите за исправником! А как вы полагаете: человек исправник или нет? Может он один вечерок в свое удовольствие провести?
- Ничего мы не полагаем, знаем только, что у нас руки связаны и что нужно, чтоб кто-нибудь распорядился их раз? вязать.
- А кто виноват? кто в Корчеву без надобности приехал? Ехали бы в Калязин, ну, в Углич, в Рыбну, а то нашли куда! знаете, какие нынче времена, а едете!
Вероятно, этому либеральному разговору не было бы конца, если б конвоировавший нас урядник сам не отправился отыскивать исправника. Через полчаса перед нами стоял молодой малый, светский и либеральный, и в какие-нибудь десять минут все разъяснилось. Оказалось, что нас взяли без всякой надобности и что начальство было введено в заблуждение - только и всего. Поэтому, извинившись перед нами за "беспокойство" и пожурив урядника за то, что он связал нам руки, чего в Корчевском уезде никогда не бывало, исправник в заключение очень мило пошутил, сказав нам:
- Нынче мы, знаете, руководствуемся не столько законом, сколько заблуждениями...
Затем, звякнув шпорами и пожелав, чтобы бог благословил наши начинания, он отрядил десятского, который и проводил нас на постоялый двор.
Так как пароход должен был прийти только на следующий день, то мы и решились посвятить предстоящий вечер выполнению той части нашей программы, в которой говорится о составлении подложных векселей. Очищенный без труда написал задним числом на свое имя десять векселей, каждый в двадцать пять тысяч рублей, от имени временной с. - петербургской 2-й гильдии купчихи из дворяин Матрены Ивановны Очищенной. Один из этих векселей почтенный старичок тут же пожертвовал на заравшанский университет.
Но в тот же вечер нас ожидало горестное известие. Балалайкин прислал телеграмму, которая гласила следующее:
"Пожертвованные на университет деньги растрачены. Похититель скрылся, приняты меры. Сто рублей отыскано".
В ответ на каковое известие мы, с своей стороны, телеграфировали:
"Поднимаем бокалы за процветание... да здравствует!"
На другой день, когда мы направлялись к пароходной пристани, ко мне подошел мещанин Презентов и сказал:
- Вашескородие! позвольте вам доложить... не посоветуете ли вы мне птицу начать?
- Какую птицу?
- Летать чтобы... В Кашине, сказывают, диакон заштатный уж сделал птицу...
- Так, на вершок от земли... прыгнет и опять сядет... А я надеюсь, что она у меня вполне полетит.
- Ах, голубчик! да разумеется! что же вы медлите! Делайте птиц, изобретайте ковры-самолеты... И вдруг, чего доброго, полетите!
ПРИМЕЧАНИЯ
XIX-XXI
(Стр. 180)
Впервые - ОЗ, 1882, Э 12 (вып. в свет 15 декабря), стр. 537-570, под номерами XIX, XX, XXI. Сохранились:
1) две рукописных редакции XIX главы: первая - черновая, от начала главы кончая словами: "...современная ябеда является несостоятельною и даже глупою. Она путает, дразнится и пугает" (см. стр. 187); вторая - перебеленная с первой, переходящая в черновую во второй половине. В той и другой редакции глава обозначена номером XVIII.
2) пять рукописных редакций главы XX, разной степени завершенности. Полный текст главы представлен только в пятой редакции. Почти без изменений во всех редакциях повторяется начало главы, до "сказки" Очищенного; текст "сказки" каждый раз подвергался существенной переработке. Все рукописные редакции содержат многочисленные варианты и разночтения.
Первая черновая рукопись главы обрывается на словах: "Пришел он к ней: так и так, говорит, отними!" (стр. 193); содержит начало "сказки" Очищенного в наиболее кратком изложении под заглавием "Сказка о вредном начальнике".
Вторая черновая рукопись главы обрывается на словах: "От Моршанска до Петербурга, или Польза железных дорог (записано со слов 1-й гильдии купца Парамонова)" (стр. 196); содержит полный, более пространный по сравнению с первой редакцией текст сказки Очищенного, заглавие которой: "Сказка о вредном начальнике" - зачеркнуто.
Третья черновая рукопись главы обрывается на словах: "...коли люди так отдышаться успели!" (стр. 194). В "сказке" Очищенного, расширенной и переработанной по сравнению со второй редакцией, озаглавленной "Сказка о вредном начальнике, как он вредными своими действиями сам в изумление был приведен" нет конца. Неизвестно, существовал ли в этой редакции конец "сказки" и следующая за ним часть главы, так как сохранился только один лист рукописи, целиком заполненный текстом.
Печатаем два наиболее существенных фрагмента третьей редакции "сказки", один из которых в дальнейшем был изменен, другой - изъят из текста.
Стр. 192. Начало "сказки":
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был вредный начальник. Когда это было - неизвестно, а должно быть, в ту пору, когда промежду начальства такое правило в ходу было: чем больше начальник вреда делает, тем больше отечеству пользы будет. Науки упразднит - польза; город спалит - польза; население испугает - еще того больше пользы. Разумеется, временно. Сначала пускай отечество через вред остепенится, а потом пущай отдышится и уж настоящим образом процветет.
В этом же смысле положил себе и наш начальник действовать.
И сам по себе он был вредный, да и отечество на беду крепко любил, так что с юных лет все об одном думал: поскорее надо как можно больше вреда наделать, чтобы отечество процвело! И точно: как приехал в вверенный край, так и начал вредить.
Стр. 194, строка 11 сн. После слов: "ан прежние опять в норы уползли..." - в рукописи следует изложение программы "мерзавцев" (программу "мерзавцев" см. в четвертой редакции "сказки", опубликованной в разделе "Из других редакций", стр. 295 наст. тома. Эта программа в четвертой редакции, по сравнению с третьей, подверглась лишь небольшой стилистической правке). Вслед за "программой" идут слова:
Выслушал он эти мерзавцевы требования, и так как в это время у него опять рассуждение прикапливаться стало, то очень ему наглость ихняя не понравилась.
- Ведь это уж они на мои права наступают! - подумал он и, обратившись к ним, прибавил: - А ежели вас за ваши прихоти на каторгу заточить?
собою свистнул, и он затмился по-прежнему. Хочет с мерзавцами по всей строгости поступить; а вместо того говорит им:
- Благодарю, господа мерзавцы! Вижу, что вы на правильной стезе стоите! Принимаю вашу программу и благодарю.
Четвертая черновая рукопись главы обрывается на словах: "Оба разом встали и смотрят друг на друга" (стр. 195); содержит почти полный текст "сказки" Очищенного, озаглавленной "Сказка о ретивом начальнике, как он сам своими действиями в изумление был приведен". Эта редакция сказки, наиболее пространная, с большим количеством вариантов и разночтений, не вошедших в печатный текст, печатается в разделе "Из других редакций" наст. тома.
Пятая черновая рукопись главы - полная. Текст "сказки" Очищенного, по сравнению с текстом четвертой редакции, сокращен и переработан; он наиболее близок К печатному тексту. Заглавие сказки "Сказка о [некотором] ретивом начальнике, как он своими [действиями] поступками сам себя [в изумление привел] удивил". Приводим наиболее существенные варианты:
Стр. 194, строка 11 сн. После слов: "в норы уползли..." -
Тогда он вспомнил, что когда он еще ребенком был, то воспитатель-француз (из эмигрантов) говаривал: буде хочешь отечество подкузьмить - призови на помощь "мерзавцев".
Обрадовался, созвал "мерзавцев" и сказал им:
- Пишите, мерзавцы, доносы!
И вдруг пошла во всем крае суматоха. Кому горе, а "мерзавцам" радость. Кружатся, галдят, играют; с утра до вечера пир горой. Одни пишут доносы, другие вредные проекты сочиняют, третьи об оздоровлении ходатайствуют. Не хлеба нам надобно, а шпицрутенов! - вопиют. И все эти вопли ихние, полуграмотные, вонючие, к ретивому начальнику в кабинет ползут. А он читает и ничего не понимает. "Необходимо поначалу в барабаны бить и от сна обывателей внезапно пробуждать"... почему? "Необходимо обывателей во всегдашнем изумлении содержать"... на какой предмет? "Необходимо вновь закрыть Америку"... Но, кажется, сие от меня не зависит? Словом сказать, начитался и нанюхался по горло, а ни одной резолюции положить не мог.
Горе тому граду, в котором начальник без расчету резолюциями сыплет, но еще того горше, когда начальник совсем никакой резолюции положить не может!"
Стр. 195, строка 4 св. После слов: "сколько привезут, столько сейчас и расхватают!" -
Словом сказать, общее благоденствие. Все довольны, все заняты, всем некогда. Днем - концессии получают; вечером - в сибирку винтят; в промежутках - закусывают. Даже для любовных дел особливый девиз придумали: "без потери времени". Прежде, бывало, молодой-то человек ходит-ходит, кланяется-кланяется... "неприступная! восчувствуй!" А нынче: pst, pst - только и всего.
Стр. 196, строка 18 сн. После слов: "В 1818 году, Иануария 15-го, при рождении плачено" -
якобы неправильно рожден
Стр. 198, строки 19-20 св. Вместо: "В 1865 году по поводу разных случаев внезапностей" -
В 1865 году по случаю чудесного избавления Стр. 199. Заглавие и начало фельетона:
Властитель дум современности.
Одни называют его медным лбом, другие - просто мерзавцем. В сущности, он сочетает в своем лице и то и другое. Но так как разнообразие терминологии может привести к путанице, то остановимся на каком-нибудь среднем термине и будем называть его негодяем.
Стр. 204, строка 10 св. Вместо: "увиделись они один раз на бульваре" - Увиделись они один раз в церкви
3) неполная черновая рукопись главы XXI, обрывающаяся на словах "Сто рублей отысканы" (стр. 211, строка 4 св.).
Главы XIX-XXI были опубликованы в декабрьском номере "Отечеств. зап." за 1882 г. Эта публикация вновь вызвала недовольство цензора H. E. Лебедева. 13 декабря 1882 г. он докладывал в Главное управление по делам печати, что Салтыков изображает "безвыходное" "положение русского гражданина", "так как всякий желает усмотреть в нем социалиста и изловить его" - в том числе "простой народ, наученный ближайшим своим начальством". "Кроме возбуждения такого рода картинами недовольства в обществе, Щедрин старается представить в самом безобразном виде и высшее начальство; проделки, приписываемые автором некоторым начальникам, могут твориться только идиотами" (имелась в виду "Сказка о ретивом начальнике"). Вывод гласил: "Читатель невольно возбуждается против правительства описанием беззаконных действий его агентов, на которые оно смотрит как бы сквозь пальцы" {В. Е. Евтеиьев-Максимов. В тисках реакции, с. 102-103.}. Представление Лебедева было передано на рассмотрение благожелательному к Салтыкову В. М. Лазаревскому. По его заключению, героями "Современной идиллии" являются не "граждане", а компания подонков, "вообще вся эта Одиссея не более как шарж", а "фантастическая сказка", будучи частью "чтений на <...> литературном вечере", "ничего общего с сущностью статьи не имеет". Состоявшееся 21 декабря 1882 г. заседание Совета Главного управления по делам печати приняло предложение Лазаревского "оставить представление без последствий" {ЛН, Э 13/14, с. 150-151.}.
Работа над XIX-XXI главами шла в трудных для Салтыкова обстоятельствах, о которых он сообщил 1 ноября 1882 г. в письме к П. В. Анненкову, - резко ухудшилось здоровье, осложнились условия литературного труда: "современное русское общество так настроилось, что совсем не задерживает впечатлений <...> А тут еще, на беду, связался с "Современной идиллией". Требуется письмо веселое, живое, а у меня все болит".
В этих главах писатель впервые ставит своих героев - "средних людей", ранее сталкивавшихся лишь с деспотизмом самодержавия и разнообразным общественным "негодяйством", лицом к лицу с народом. Картина разоренной пореформенной деревни, отягощенной безнадежной земельной недостаточностью и изобилием духовных и мирских "пастырей" (батюшка, староста, кабатчик, урядники {Институт урядников был введен с 1 августа 1878 г. для "усиления средств уездной полиции". Он, как сообщил Салтыков А. Н. Энгельгардту 6 февраля 1879 г., вошел "в число священных, и писать об нем" запретили. Тем не менее в главах XIX-XXI Салтыков сумел отразить богатую юмористическим материалом "Инструкцию полицейским урядникам", изданную Министерством внутр. дел 19 июля 1878 г. (ее опубликовало большинство газет): "Полицейские урядники при исполнении своих служебных обязанностей должны быть в форме и при оружии", они "обязаны возможно чаще <...> осматривать глухие места для убеждения, не скрываются ли в оных подозреваемые и опасные лица", если об этом "полиция известится по слуху (народной молве) или вообще из источника не вполне достоверного, то, во всяком случае <...> она должна удостовериться через дознания, действительно ли происшествие то случилось" и т. п.}), раскрытие политической темноты крестьянства, не до конца расставшегося с приметами рабской психологии и очень далекого от понимания задач революционной борьбы, служат конечным объяснением причин разгула реакционных сил и трагедии "среднего человека", дворянского интеллигента.
Изображением "выморочности" дворянского гнезда, чуждости помещика современному сельскому быту глава XIX перекликается с циклом С. Атавы (Терпигорева) "Оскудение", который "Отеч. зап." опубликовали в 1880г. (ЭЭ 1-12).
В главе XXI примечательна сатирическая критика Салтыковым "тверского либерализма", носителями которого оказываются урядник и исправник. Либеральный критик Аре. Введенский со сдержанным сожалением отметил бескомпромиссность салтыковской сатиры в разработке этой темы: "Автор с ненавистью смеется над "обаянием исконного тверского либерализма". <...> Сатира преследует ожидание "правового порядка", являющегося в виде весьма неказистом". Но "если весь народ и все общество таковы", что "не признают самых даже скромных идеалов общественных, то можно ли возложить на них требование идеалов более обширных и справедливых?" ("Голос", 1882, 30 декабря, Э 354).
...с самой "катастрофы"... - со времени реформы 1861 г.
...получать "ренду" за сверхнадельную землю... - то есть плату от крестьян за пользование помещичьей землей, взятой ими в аренду.
...таково действие "власти земли"... - Иронический отклик на цикл Г. И. Успенского "Власть земли" (ОЗ, 1882, ЭЭ 1, 2, 4), где "земледельческим инстинктом" объяснена "особая психология" русского крестьянина.
...в воздаяние отличных заслуг... - Пародируется официальная формула высочайших рескриптов о награждении.
...пришли на село <...> два солдата; один говорит <...> крепостное право будет; а другой <...> - все будет казенное... - В 1878-1879 гг. в деревне распространились вызванные земельным голодом крестьянства слухи о "черном переделе". Слухи приобрели массовый характер и вызвали в, борьбе с ними специальный циркуляр министра внутренних дел: "ни теперь, ни в последующее время никаких дополнительных нарезок к крестьянским участкам не будет" ("Правительственный вестник", 1879, 17 июня, Э 135). Как докладывали многие губернаторы, источником подобных слухов (часто совершенно фантастических) были именно отставные солдаты (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880 годов, стр. 13, ПО).
...не надейтесь ни на князи, ни на сыны человеческие... - Выражение из Библии (Псалтирь, CXLV, 3).
аспирация - стремление (франц. aspiration).
...смешивают Прудона с Юханцевым и Гарибальди с Редедею! - Именем Прудона символизировано здесь социалистическое учение о собственности, которое реакционная пропаганда стремилась представить как призыв к "грабежу" (см. вступительную статью, стр. 309 и прим. на стр. 378); прототип Редеди, авантюристический генерал М. Г. Черняев аттестовался в 1876-1877 гг. как "русский Гарибальди" и охранительной и либеральной печатью, что вызывало у Салтыкова резкий протест (см. "Салтыков в воспоминаниях...", стр. 583).
Штандпункт - точка зрения (нем. standpunkt).
Высокоинтеллигентного человека <...> <...> потому что средний человек не заступится за него... - Обобщение судеб вождей революционного движения, в первую очередь - Н. Г. Чернышевского. Вновь обращаться к историческому опыту 1861-1863 гг. Салтыкова заставляли общественно-политические обстоятельства переживаемого момента: репрессии правительства по отношению к участникам народнического движения.
...предчувствия <...>стелются над местностью, превращая ее в Чурову долину. - Чур у язычников-славян - божество, оберегающее границы владения, "невидимо поселившаяся сила, которую следовало бояться, т. к. ей предоставлено право наказывать: насылать беды" "до <...> смерти включительно" ("Крылатые слова по толкованию С. В. Максимова". М., ГИХЛ, 1955, стр. 219).
...стараться как можно больше вреда делать... - Конкретные обстоятельства, от которых отталкивалась сатирическая фантазия Салтыкова, открывает отчасти его переписка: "Победоносцев Константин и Катков Михаил - заняты деланием вреда" (А. Л. Боровиковскому, 18 ноября 1882 г.).
...с первого абцуга - с первого хода (нем. abzug - термин карточной игры).
Жизнеописание 1-й гильдии купца Онуфрия Петровича Парамонова. - Сходный документ приведен в книге П. В. Долгорукова "Правда о России" (см. прим. к стр. 25): счет, сколько надо "дать" "губернским и уездным начальствам", чтобы получить винный откуп в губернии (стр. 122-124); позже образчик подобного счета публиковал журнал "Дело" (см.: Е. И. По куса ев. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М., 1963, стр. 459-460). В ряде случаев Салтыков, приурочил взятки, которые давал Парамонов, к датам, преимущественно, кризисных для Российской империи событий, слегка смещая их в эзоповских целях.
В 1829 году за одоление победы над турками... - Имеется в виду русско-турецкая война 1828-1829 гг.
кассу, выпускавшую билеты, обеспеченные серебром.
В 1842 году по случаю учреждения губернских правлений. - Они были образованы в 1845 г. как высший орган управления губернией, ведающий судебными и административными делами.
В 1846 году от министра генерал всех вопче тревожил <...> в 1847 году <...> тревожил. - Речь идет об усилении административно-политического контроля и репрессий в России в связи с назреванием революционного кризиса в Европе, революции 1848 г.
<...> над <...> венграми... - Венгерская революция 1848-1849 гг. по просьбе австрийского правительства была подавлена военными силами России.
В 1853 году на армии и флоты <...> на тот же предмет. - В 1853 г. началась Крымская война.
В 1862 году по случаю реформы окончания. - В 1862 г. должно было завершиться составление уставных грамот, то есть главнейших актов крестьянской реформы - размежевания крестьянских и помещичьих земель.
В 1863 году призывал генерал и чаем потчевал... - "Пожертвования" потребовались на ликвидацию силой оружия польского восстания 1863 г.
В 1865 году по поводу разных случаев внезапностей. - Текст черновой рукописи ("По случаю чудесного избавления") показывает, что в противоцензурных целях Салтыков сдвинул дату: речь идет о неудачном покушении Д. Каракозова на Александра II 4 апреля 1866 г. "По делу обогащения Комиссарова - костромского крестьянина, случайно помешавшего покушению, был объявлен сбор верноподданнических "пожертвований" (см.: А. И. Герцен. Полн. собр. соч., т. XIX, М., Изд-во АН СССР, 1960, стр. 335-336).
В 1872 году <...> раздобыть для памятника Пушкину по 5 и 10 коп. "Вообще становой пристав, собирающий пожертвования <...> среди купцов и крестьян, не имеющих никакого понятия о Пушкине, это - такая комедия, которую едва ли где-нибудь встретишь, кроме российского государства" (03, 1876, Э 12, стр. 250-251).
В 1877 году <...> на потреотизм <...> на сей же предмет. - Подразумеваются поборы в связи с русско-турецкой войной, сильно опустошившей государственную казну.
<...> на усиление средств. - На усиление средств борьбы с революционерами, которые дважды в этом году покушались на жизнь Александра II.
Властитель дум. - Название заимствовано из стихотворения Пушкина "К морю" (1824), где оно применено к Байрону ("властитель наших дум"). Под "маской" подставного "автора" - корреспондента бульварной газетки - Салтыков говорит здесь с читателем от собственного имени.
Обаяние исконного тверского либерализма... - См. т. 6, стр. 594 наст. изд. и прим, к стр. 157.
...правила об употреблении шиворота... - Имеется в виду "Инструкция полицейским урядникам". См. прим. на стр. 363.
..."здоровый народный смысл" начинает закипать. - Эта демагогическая формула часто употреблялась в катковских изданиях: "Появился редкий до сих пор гость на пирах нашей интеллигенции - русский здравый народный смысл" (М. Вед., 1879, 17 декабря, Э 321); "Мы узнали недавно <...> весь здравый смысл русского крестьянина, пока его не исказили так называемые "друзья народа" (там же, 1880, 20 января, Э 19),
...народной немезиды... - Из стихотворения Пушкина "Бородинская годовщина" (1831): "Они народной Немезиды // Не узрят гневного лица".
...ликвидация интеллигенции в пользу здорового народного смысла... - Отклик на кампанию в печати, открытую Катковым и его соратниками против революционно-демократической интеллигенции: "Истинное зло России именно и заключается в той гнилой части ее интеллигенции, которая стыдится своей страны и чуждается своего народа. Эта-то интеллигенция и есть наша язва, от которой мы должны во что бы то ни стало освободиться" (Передовая. - М. Вед., 1881, 17 апреля, Э 105); газета публиковала провокационные описания "народного гнева" ("Где тут разбирать, кто настоящий из них виноватый, а кто только так себе, середочка на половиночку? <...> <Б. Маркевич> С берегов Невы. - М. Вед., 1879, 19 апреля, Э 97).