Поиск по творчеству и критике
Cлово "SUPREME"
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: и без милосердия наступал на ноги дамам. Сравнивали даже с Корепановым, но при одном имени Корепанова девицам делалось холодно, потому что этот достойный молодой человек, дав, вероятно, обет целомудрия, откровенно высказывал глубочайшее презрение к девицам. Решено было, что и Разбитной, и Семионович, и Корепанов — мовешки, а Иван Павлыч — душка и жолишка. -------------- 1 наилучшего тона. -------------- — Тисочка! ах, посмотри, ma chère, как он глядит на тебя! — сказала Клеопатренька Размановская Феоктисте Порфирьевне Порфирьевой. — Ах, ma chère, он умоляет! — прервала, в свою очередь, Аглинька. Но Тисочка, слушая эти слова, не поднимала даже своей румяной и кругленькой головки, а только улыбалась. Вообще это была девочка совершенно кругленькая и чрезвычайно своеобразная; никогда ни перед кем не высказывала она своих чувств, ходила, как уточка, с перевальцем, глаза опускала вниз и руками болтала во все стороны, как попало. Подруги называли ее иногда «скрытницей», иногда «кубариком», а чаще всего «добрым малым», потому что, какая бы ни была задумана девицами затея, Тисочка беспрекословно шла за общим движением, и хотя не принимала ни в чем живого участия, но ни от чего и не отказывалась. По-видимому, она была совершенно равнодушна ко всему происходившему вокруг нее; даже в танцах, которым провинциальные девицы предаются с самозабвением, вела себя как-то неуклюже и вяло, и на все смешные и острые замечания любезнейших крутогорских кавалеров отвечала однообразною и бесцветною улыбкою. Но об чем же задумывалась она, об чем мечтала в то время, когда руки ее болтались во все стороны? Может быть, прочитав поутру в газетах прейскурант разным comestibles 1 , продающимся в лавке придворного поставщика Ботвиньина, она думала о том, ...
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: РЕДАКЦИИ НЕОПУБЛИКОВАННОЙ ГЛАВЫ> СОВРЕМЕННАЯ ИДИЛЛИЯ. X {8}. {* См. "Отеч. зап." за прошлый год.} Было уже около полудня, когда мы проснулись мрачные и вдобавок одержимые нестерпимой головной болью. Долгое время ходили мы рядом взад и вперед по комнатам, не говоря ни слова, опустивши глаза в землю, словно совестясь друг друга. Заключительное пьянство вчерашнего вечера как будто накинуло покров на все прошлое. Припоминалось что-то, но неясно, в виде обрывков. Вынырнет вдруг - и опять сейчас же утонет. Или вдруг мучительно загорится, словно весь мозг насквозь прожжет, и опять затихнет. "Что такое было? что теперь происходит?" - вот единственная мысль, которая с некоторою ясностью выделялась из этого хаоса. Должно быть, однако ж, усиливаясь разрешить этот вопрос, я кой-что припомнил-таки, потому что вдруг из груди моей вырвалось восклицание: - Чем же это кончится? Глумов посмотрел на меня исподлобья и, ни слова не ответив, продолжал шагать. - Неужто надо идти еще дальше, чтобы установить в квартале свою репутацию? - настаивал я, - вспомни, что вчера говорил Очищенный! Эти анекдоты, эта мораль,... ведь стены квартиры нашей, я думаю, провоняли от этих разговоров! Глумов! Да отзовись же! Не молчи! - Продолжай, любезный, я слушаю. - Помнишь, как он говорил: "сыт, одет, обут - и молчи"? Помнишь? - Помню. - И еще, как он рассказывал про свои подвиги у Доминика: "Съешь три куска кулебяки, а при расчете говоришь один"? - Помню и это. - Ведь от этих анекдотов смрад по земле идет! - А ты думал, что, "установляя репутацию", райские духи нюхаючи ходят? - Как же, однако, с этим быть? Что делать? - Прежде всего отказаться от бесполезного нытья, а потом - опохмелиться, потому что голова смерть трещит. Глумов подошел к буфетному шкапику, и через несколько мгновений я уже слышал, как он считал: рюмка, две рюмки, три рюмки. Разумеется, и я последовал его...