Поиск по творчеству и критике
Cлово "ULTRA"
Входимость: 1. Размер: 67кб.
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 75кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 67кб.
Часть текста: Невскому, мимо парикмахерской Дюбюра, смотрю и глазам не верю: по лестнице магазина сходит сам Осип Иванович Дерунов! Нужно было в свое время очень запечатлеть в памяти лицо Осипа Иваныча, чтобы узнать его в том обличии, в каком он предстал передо мной в эту минуту. На плечах накинута соболья шуба редчайшей воды (в "своем месте" он носит желтую лисью шубу, а в дорогу так и волчьей не брезгает), на голове надет самого новейшего фасона цилиндр, из-под которого высыпались наружу серебряные кудри; борода расчесана, мягка, как пух, и разит духами; румянец на щеках даже приятнее прежнего; глаза блестят... Словом сказать, лет двадцать пять с плеч долой - никак не меньше. И прежде случалось, что Дерунов по временам наезжал в Петербург по своим делам, но приезды эти всегда совершались более чем скромно. Останавливался он обыкновенно у кума своего, Ивана Иваныча Зачатиевского, сына к - ского пономаря, который служил в одном из департаментов столоначальником, досиделся до чина статского советника и с получением его воспользовался титулом управляющего столом. Если же у кума было нельзя приютиться (Зачатиевский был необыкновенно плодущ, и не всегда в его квартире имелся свободный угол), в таком случае Дерунов...
Входимость: 1. Размер: 13кб.
Часть текста: по-прежнему говорила со мною, по-прежнему ходили мы вместе в саду - и никогда ни слова о происшедшем между нами, как будто бы ничего и не было, как будто бы все умерло. Признаюсь вам, меня даже печалило и досадовало несколько такое равнодушие; все-таки было мне жаль этой одной минуты, когда все мое существо как будто трепетало и жило новою жизнью, и мне досадно было, что так мало оставила она следов по себе. Коли хотите, такая жалоба с моей стороны и неестественна, и непоследовательна, и несправедлива; да что ж прикажете делать? видно, нельзя совсем перестать быть человеком, видно, нельзя всегда подводить под готовую мерку все свои движения. Я очень хорошо понимаю, что недостойно и неестественно привязываться к воспоминанию, что нужно жить только в настоящем, что человек чувствует потребность забыться в своем прошедшем только или вследствие отсутствия жизненности в самой натуре его, или вследствие бедности его настоящего; знаю я также, что в этом мгновенном опьянении моих чувств было более томления, нежели радости и света, что я сам желал выйти как можно скорее из этого неопределенного положения и, следовательно, должен был...
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Часть текста: идиллия 1877-1883 Спите! Бог не спит за вас! Жуковский I Однажды заходит ко мне Алексей Степаныч Молчалин и говорит: - Нужно, голубчик, погодить! Разумеется, я удивился. С тех самых пор, как я себя помню, я только и делаю, что гожу. Вся моя молодость, вся жизнь исчерпывается этим словом, и вот выискивается же человек, который приходит к заключению, что мне и за всем тем необходимо умерить свой пыл! - Помилуйте, Алексей Степаныч! - изумился я. - Ведь это, право, уж начинает походить на мистификацию! - Там мистификация или не мистификация, как хотите рассуждайте, а мой совет - погодить! - Да что же, наконец, вы хотите этим сказать? - Русские вы, а по-русски не понимаете! чудные вы, господа! Погодить - ну, приноровиться, что ли, уметь вовремя помолчать, позабыть кой об чем, думать не об том, об чем обыкновенно думается, заниматься не тем, чем обыкновенно занимаетесь... Например: гуляйте больше, в еду ударьтесь, папироски набивайте, письма к родным пишите, а вечером - в табельку или в сибирку засядьте. Вот это и будет значить "погодить". - Алексей Степаныч! батюшка! да почему же? - Некогда, мой друг, объяснять - в департамент спешу! Да и не объяснишь ведь тому, кто понимать не хочет. Мы - русские; мы...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: что никакое alibi {Неприкосновенность к делу.} в настоящем случае немыслимо. - "Чижик, чижик! где ты был?" - помнишь? - допрашивал Глумов. - Помню! - ответил он, тщетно усиливаясь сообщить твердость дрогнувшему голосу. - А помнишь ли, как я однажды поднес тебе рюмку водки, настоянную на воспламеняющих веществах, и как ты потом чуть с ума не сошел! - припомнил и я с своей стороны. - Помню! - А помнишь ли... Словом сказать, припомнили такую массу забавных и вполне культурных шуток, что у старика даже волосы дыбом встали. - Тогда еще у меня таксы-то этой не было! - сказал он, но на этот раз так благодушно, что не укоризна слышалась в его голосе, а скорее благодарное воспоминание о шалостях, свойственных юношам, получившим образование в высших учебных заведениях. - Иван Иваныч! Как ты вырос! похорошел! - тормошил его Глумов. - И как отлично одет! - присовокупил я, - точно сбираешься в первый раз показать свою дочь на бале у Кессених! Но последние слова словно обожгли его. Он грустно взглянул на нас, и крупные слезы полились из его глаз, постепенно подмачивая объявление об издании газеты "Краса Демидрона". - Друзья! не растравляйте старых, но не заживших еще ран! - обратился он к нам совершенно растроганный, - дочь, о которой вы говорите, дочь, которая была украшением балов Марцинкевича, - ее уже нет! И моей милой, беленькой Амалии, которая угощала вас, господин Глумов, шмандкухеном, и ее уже нет! Всех, всех пережило это бедное, старое сердце... и не разбилось! О, это было хорошее, светлое, счастливое время, несмотря на то, что я тогда носил фрак, перешитый из вицмундира, оставшегося после титулярного советника Поприщина! - Но теперь... разве ты несчастлив? - О, теперь!!! теперь - я только тень того...
Входимость: 1. Размер: 75кб.
Часть текста: арифметика, косноязычна грамматика, ежели нет в сердце спасительного, начальственного трепета. Сначала я смотрел на родителей как на начальство; потом поступил в заведывание воспитателей, которые тоже надувались и говорили: "Мы - ваше начальство!" - а наконец, и вправду попал начальству в руки. Ну, натурально, испугался. Напоследях спрятался в Монрепо и думал: уж тут-то меня не настигнет начальственный взор - и вдруг Грацианов!.. Lui! toujours lui! [Он! всегда он! (фр.) ] Но, в сущности, повторяю, все эти тревоги - фальшивые. И ежели отрешиться от мысли о начальстве, ежели победить в себе потребность каяться, признаваться и снимать шапку, ежели сказать себе: за что же начальство с меня будет взыскивать, коли я ничего не делаю, и ежели, наконец, раз навсегда сознать, что и становые и урядники - все это нечто эфемерное, скоропреходящее, на песце построенное (особливо, коли есть кому пожаловаться в губернии), то, право, жить можно. Умирать же и подавно ни от кого запрета нет... А умирать - пора. Не умереть, а именно умирать, освобождаться от жизни постепенно, непостыдно, сладко. Среди царящей суматохи, где слышатся голоса только бесчисленного множества темпераментов, где нападающие не знают, на кого они нападают, а защищающиеся - от кого они обороняются, где нет речи об идеале, а мечется в глаза только обнаженный факт борьбы, - в такой суматохе ничего лучшего не придумаешь, как схорониться в укромное место и там - начать умирать. "Там", то есть в Монрепо. Нигде не...