Поиск по творчеству и критике
Cлово "BERLIN"
Входимость: 1. Размер: 138кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 59кб.
Входимость: 1. Размер: 87кб.
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Входимость: 1. Размер: 111кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 138кб.
Часть текста: Еще не так давно (а может быть, даже и совсем не "давно") мы не только с снисходительностью, но даже с крайним равнодушием взирали на гражданские и нравственные убеждения людей, с которыми нам приходилось идти бок о бок в обществе. Нам сдавалось, что убеждения составляют нечто постороннее, сложившееся силою внешних обстоятельств, силою фатализма, и отнюдь не причастное личной жизненной работе каждого из нас. Совесть наша затруднялась мало, смущалась еще менее. Если требовалось определить признаки известного явления, сделать оценку известного поступка, мы, без излишних хлопот, посылали эту покладистую совесть в тот темный архив, в котором хранилась попорченная крысами и побитая молью мудрость веков, и без труда отыскивали на пожелтевших столбцах ее все, что было нужно для удовлетворения неприхотливых наших потреб. Там, в этом мрачном хранилище наших жизненных воззрений, лежали всегда готовые к нашим услугам связки старых дел, надписи на которых гласили: убеждения дворянские, убеждения мещанские, убеждения холопские. Кодекс мудрости, общежития и приличий, кодекс условной нравственности, условной истины и условной справедливости был весь тут налицо: стоило только заглянуть в него, и мы наверное знали, как следует поступить нам в данном случае, как следует вести себя вообще. Таким образом, мы узнавали, что дворянину не полагалось приличным заниматься торговлею, промыслами, сморкаться без помощи платка и т.п., и не полагалось неприличным поставить на карту целую...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: мою болезнь, кроме Лорис-Меликова, которого мой кашель приводит в изумление. Впрочем, довольно об этом предмете. С тех пор, как я выехал из Петербурга, я ни от кого из сотрудников и товарищей ни одной строки не получил, хотя писал и к Елисееву и к Михайловскому. Так что не имею ни малейшего понятия о том, что делается в редакции, и в каком положении находится Елисеев. По-моему, это просто жестокосердие, и, право, я, наконец, серьезно начинаю подумывать, что мне удобнее войти в соглашение с Стасюлевичем, не дожидая срока контракта. Там у меня будет скромная роль, которая даст мне, по крайней мере, спокойствие. Будете ли Вы еще в Туне между 20 — 30 августа нового стиля? Ежели будете, то я непременно у Вас побываю. Но, во всяком случае, уведомьте, где Вас отыскать в Париже, где я пробуду между 3 — 25 сентября нов. ст. Пожалуйста, не откажите в моей просьбе. Не для того, чтоб надоедать Вам своими болезнями, а просто хочется Вас видеть. Государь исшел из Питера 18-го, а к 22-му опять был в Александрии, посетив, кроме Москвы, Нижний, Кострому и Ярославль. Вот пример самодержавия и глупости. Лорис-Меликов все еще здесь и пробудет дольше нас, а потом, как говорит, поедет в Париж. Вчера вечером приехал сюда Кошелев и привез свою новую брошюру, половину которой прочел сегодня утром Лорису и мне, а вторую половину предстоит нам выслушать сегодня вечером 1 . Подобного унылого переливания из пустого в порожнее я давно не слыхал. И вот такою-то литературой думают отрезвить правительство. За этим чтением застал нас здешний поп, Тачалов и, вероятно, кому следует, донесет. Что касается до авторов «Писем о соврем<енном>...
Входимость: 1. Размер: 59кб.
Часть текста: золотое время. Он создал особенный род просветительной деятельности - просвещения безазбучного, которое не обогащает просвещаемого знаниями, не дает ему более удобных общежительных форм, а только снабжает известным запахом. Тот, кто пьет херес tres vieux {очень старый.}, считает себя просветителем относительно того, кто пьет херес просто vieux; {старый.} тот, кто пьет херес vieux, считается просветителем всех, пьющих настойку и водку. Разумеется, это только пример; но я привожу его для того, чтобы дать читателю понятие о градации. Градацию эту он может перенести во всякую другую сферу (например, в сравнительную сферу сюртуков и поддевок, ресторанов и харчевен, кокоток, имеющих ложу в бельэтаже, и кокоток, безнадежно пристающих к прохожему в Большой Мещанской, и т. п.), лишь бы она кончалась человеком, "который ест лебеду". Это тот самый человек, на котором окончательно обрушивается ташкентство всевозможных родов и видов. Но и здесь не следует понимать буквально, что "человек, питающийся лебедою", должен непременно наполнять свой желудок этим суррогатом. "Лебеда", как и "голод", суть выражения...
Входимость: 1. Размер: 87кб.
Часть текста: Оговорок. Все трое были начальники отделений, имели соответствующие знаки отличия и пользовались, каждый по своему ведомству, доверием начальства. Ежедневно они собирались в «Грачах» в тот час, когда обыкновенно кончаются в департаментах занятия. Ели рубленый обед и приятельски беседовали. Они были друзья, хотя в характерах, в образе мыслей и даже в предметах их служебных занятий существовало довольно резкое несходство. Пугачев был сангвиник, постоянно волновавшийся и вместе с своим департаментом всех звавший вперед. Даже в трактире он бесстрашно восклицал: «Свету! свету больше! вот в чем наше спасение!» — и не раз имел вследствие этого неприятные объяснения, из которых, впрочем, легко выпутывался благодаря заступничеству непосредственного начальства. Вожделенский был флегматик и консерватор, который на всякое преуспеяние смотрел как на «опасную игру» и вместо всяких «пересмотров» предлагал одобренные вековым опытом «ежовые рукавицы». «Право, с нас и этого предовольно!» — высказывал он громко и развивал свою программу так резонно, что даже буфетчик за стойкой умилялся. Что касается до Жюстмильё, то он не был ни сангвиник, ни флегматик, не требовал ни света, ни ежовых рукавиц, а вместе с своим департаментом надеялся, что со временем все разъяснится. А когда все разъяснится, тогда и у начальства руки будут развязаны. Но при собеседованиях эти разногласия легко улаживались. Есть почва, на которой сходятся все статские советники вообще и на которой не было резона не сходиться и нашим статским советникам. Это — почва взаимного признания. Пугачев, будучи ярым поборником Преуспеяний, признавал, однако ж, что и Препоны, в общей экономии благоустройства, представляют небесполезный противовес; Вожделенский, с своей стороны, делал такую же уступку относительно Преуспеяний («конечно, нельзя без того, чтобы иногда не прикинуть, но...»), а Жюстмильё слушал их и радовался. Вследствие этого, как ни различествовали их мнения по...
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Часть текста: какой-то непосильной задачи. Всегда он был таким, во всех положениях; всегда шел безотговорочно и вперед и назад, принимая к сведению и руководству всевозможные уроки и задачи и в то же время как бы говоря себе: "Посмотрим, какая-то из этого нового хлеба лебеда выйдет?" Слышалась ли в этом вопросе робкая ирония, или он был только невольным выражением всполошившегося инстинкта самосохранения - я не берусь объяснить. Но могу сказать достоверно, что когда водворялись новые порядки и создавались новые положения, то они всегда находили пошехонца готовым приспособиться к приносимой ими новой лебеде с тою же повадливостью, с какою он искони приспособлялся к лебеде всех времен... Случались, конечно, между пошехонцами и недоразумения (приспособляются-приспособляются, да вдруг и станут в тупик), или, как в старину выражались, "бунты", но никто до сих пор в этих "бунтах" разобраться не мог. Что такое их порождает, экономические ли причины, политические ли или религиозные - ни один компетентный исследователь пошехонской народности на этот вопрос ясно не ответил. Хотя же господа исправники и утверждают, что все бунты происходят от зачинщиков, но, по моему мнению, такое объяснение чересчур уже просто, а потому и неимоверно. Поэтому я с своей стороны предлагаю такую догадку: пошехонец бунтует, когда у него шкура болит; но когда он, при посредстве вразумлений, убеждается, что стоит только перетерпеть, и шкура отболит сама собою, тогда он бунтовать перестает. Бывали минуты, когда...
Входимость: 1. Размер: 6кб.
Часть текста: 9 декабря. С величайшим огорчением узнал я, любезный друг и брат, из письма маменьки о смерти сестры Любочки 1 . Маменька спрашивает моего мнения насчет опеки, но я не советую ей принять на себя эту обязанность, которая, при делах и ее слабом здоровье, не может не быть тяжкою для нее. По мнению моему, можно бы принять теперь же на полное попечение Олю, старшую дочь Любочки, и отдать ее в казенное заведение, так как она уже довольно подросла для этого. Впрочем, тебе и маменьке дело это ближе видно, а я, в отдаленье, едва ли могу с полным знанием дела судить об нем. Мне поручили весьма важное дело о раскольниках, и придется мне ездить много и далеко; поручение это очень лестно, потому что оно от министра, но и очень тяжело, потому что я должен буду шляться по лесам и рискую даже жизнью 2 . Но бог милостив; зато, в случае успеха, можно ожидать, что не оставят меня и без награды. Поздравляю тебя и всех твоих с наступающими праздниками Рождества Христова и Нового года. Где-то мне придется встретить их? Быть может, в лесах Чердынских! Как бы то ни было, а, конечно, помяну и об вас. Поздравляю тебя также с днем ангела сестрицы Адели; всем вам желаю полного и невозмутимого счастья и долгих дней. Я подаю просьбу в...
Входимость: 1. Размер: 65кб.
Часть текста: мне слышать от людей благорасположенных: «Зачем вы всё изнанку да изнанку изображаете? ведь это и для начальства неприятно, да и по существу неправильно. Вы думаете, сладко начальству слушать: «Ты чего смотришь? ты зачем допускаешь?» Как будто оно может за чем-нибудь усмотреть и чего-нибудь не допустить!! А с другой стороны, разве естественно, чтобы на свете были одни мздоимцы, да прелюбодеи, да предатели? Ведь мы давно бы изгибли все до единого, если б это было так! А вы попробуйте-ка взглянуть наоборот — может быть, и другое что-нибудь выйдет! Ну-те-ка, с богом... а?» Долго я не понимал, в чем заключается суть этих благожеланий, и потому не обращал на них внимания. С легкомыслием, достойным лучшей участи, я указывал на мздоимство Фейера, хищничество Дерунова и Разуваева, любострастие майора Прыща, бессмысленное злопыхательство Угрюм-Бурчеева, и проч., и, сознаюсь откровенно, почти никогда не приходило мне на мысль, что рядом с Фейерами, Прыщами и Угрюм-Бурчеевыми существуют Правдины, Добросердовы и Здравомысловы. Не потому не приходило, чтоб я игнорировал или презирал этих людей, но потому, что мне всегда казалось, что они и сами на себя смотрят как-то сомнительно. Как будто не знают, действительно ли они люди, а не призраки. Говорить начнут — словно их тошнит, к делу приступятся — словно веревки во сне вьют. Но в особенности меня ставило в тупик их робкое отношение к населяющим землю...
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Часть текста: 20 ноября 1852. Кай Ваше Превосходительство. Из предписания Вашего превосходительства от 17-го сего месяца, и в особенности из сделанной на оном заметки карандашом, я не могу не видеть, что Ваше превосходительство недовольны моими распоряжениями по возложенному на меня поручению, и в особенности краткостью рапорта моего от 15 ноября. Ваше превосходительство сами изволите знать, как тяжело мне было, при постоянном моем нездоровье, отправляться в г. Кай, где я живу уже вторую неделю в самом мучительном положении; известно также Вашему превосходительству и то, в какой степени я дорожу добрым мнением о моей службе; этих фактов достаточно, чтобы убедиться, что с моей стороны были употреблены все меры кротости и увещания и что я решился просить о присылке воинской команды, движимый только самою крайней необходимостью. Василий Ефимович 1 сообщал мне наставления, данные Вашим превосходительством о том, каким образом действовать при укрощении крестьян; все эти средства были уже употреблены мною; мало того: я уговаривал крестьян, чтобы они дали только подписку в том, что они не платят оброк не по упорству, а по бедности (ибо при таком отзыве можно было бы предоставить Гуднину ведаться с ними своим порядком), но и этого добиться не мог. Я предъявлял г. Круковскому проект подписки, которой я от них требовал, и он может засвидетельствовать, что снисходительнее поступить было невозможно. Быть может, что г. Круковскому и удастся кончить это дело миролюбиво, но, во всяком случае, я до настоящего времени имею сильный повод...
Входимость: 1. Размер: 111кб.
Часть текста: Молчалины должны во всех профессиях составлять не очень яркий, но тем не менее несомненно преобладающий элемент. По-видимому, литературе, по самому характеру ее образовательного призвания, должен бы быть чужд элемент, а между тем мы видим, что молчалинство не только проникло в нее, но и в значительной мере прижилось. В особенности же угрожающие размеры приняло развитие литературного молчалинства с тех пор, как, по условиям времени, главные роли в литературном деле заняли не литераторы, а менялы и прохвосты... С литературным Молчалиным меня познакомил тот же самый Алексей Степаныч, о котором я уже беседовал с читателем. В одну из минут откровенности, излагая мартиролог Молчалиных-чиновников, он сказал в заключение: — Да это еще что! мы, можно сказать, еще счастливчики! А вот бы вы посмотрели на мученика, так уж подлинно — мученик! Я, например, по крайности, знаю своего преследователя, вижу его, почти руками осязаю — ну, стало быть, какова пора ни мера, и оборониться от него могу. А он, мученик-то, об котором я говорю, даже и преследователя-то своего настоящим манером назвать не может, а так, перед невидимым каким-то духом трепещет. — Кто ж это такой? — Да тезка мой, тоже из роду Молчалиных (так расплодился, уж так расплодился нынче наш род!) и Алексеем же Степанычем прозывается. Только я — чиновник, а он — журналист, газету «Чего изволите?» издает. Да, на беду, и газету-то либеральную. Так ведь он день и ночь словно в котле кипит: все старается, как бы ему в мысль попасть, а кому в мысль и в...