Поиск по творчеству и критике
Cлово "FOND"
Входимость: 2. Размер: 92кб.
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Входимость: 1. Размер: 75кб.
Входимость: 1. Размер: 81кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Входимость: 1. Размер: 72кб.
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Входимость: 1. Размер: 121кб.
Входимость: 1. Размер: 93кб.
Входимость: 1. Размер: 73кб.
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 92кб.
Часть текста: показывают приходящим "l'amour - се n'est que fa!" [любовь - это только это! (франц.) ]. Я целые дни в движенье. Утром - ученье; после ученья - отдых в кругу товарищей, завтрак в кабачке, игра на бильярде и проч.; обед - у полкового командира; после обеда - прогулка верхом с полковыми дамами; вечером - в гостях, всего чаще опять у полкового командира. По временам дежурство в карауле: каска, мундир на все пуговицы, кожаная подушка, жесткий диван и какой-то особенный солдатский запах... Но даже и это имеет свою прелесть, не говоря уже о том, что подобная суровая обстановка есть лучшая школа для человека, которого назначение быть героем. Домой я захожу на самое короткое время, чтоб полежать, потянуться, переодеться и поругаться с Федькой, которого, entre nous soit dit [между нами говоря (франц.) ], за непотребство и кражу моих папирос, я уже три раза отсылал в полицию для "наказания на теле" (сюда еще не проникла "вольность", и потому здешний исправник очень обязательно наказывает на теле, если знает, что его просит об этом un homme comme il faut) [порядочный человек (франц.) ]. Разумеется, первою моею мыслью по приезде к К. была мысль о женщине, cet etre indicible et mysterieux [существе таинственном и неизъяснимом (франц.) ], к которому мужчина фаталистически осужден стремиться. Ты знаешь, что две вещи: l'honneur et...
Входимость: 1. Размер: 56кб.
Часть текста: или другой из предполагаемых личностей. Про одного говорили: "строгонек!"; про другого: "этот подтянет!"; про третьего: "всем был бы хорош, да жена у него анафема!"; про четвертого: "вы не смотрите, что он рот распахня ходит, а он бедовый!"; про пятого прямо рассказывали, как он, не обнаружив ни малейшего колебания, пришел в какое-то присутственное место и прямо сел на тот самый закон, который, так сказать, регулировал самое существование того места. И никому не приходило в голову сказать себе: что же мне за дело до того, каков будет новый помпадур, хорош собой или дурен, добрая у него жена или анафема? Как будто всякий, сознательно или бессознательно, чувствовал, что в этой-то комбинации личного темперамента и внешней обстановки именно и замыкается разгадка будущего... Как сказано выше, старый наш помпадур упразднился совершенно неожиданно. Мы жили с ним в самых дружелюбных отношениях. Ни он нас не трогал, ни мы его не обижали. Хотя нравственные и умственные его качества всего ближе определялись пословицей: "не лыком шит", но так как вопрос о том, насколько полезны щегольской работы помпадуры, еще не решен, то мы довольствовались и тем, что у нас хоть плохонький, да зато дешевенький. Мы не страдаем шовинизмом; нам не нужно ни блестящих усмирений, ни смелых переходов через Валдайские горы (*85). Наш помпадур сидел смирно - и этого было с нас достаточно. Бывало, как ни послышишь, - кругом нас везде война. Бьют в барабаны, в трубы играют. В одном месте помпадур целое присутствие наголову разбил; в другом - рассеял целый легион прохожих людей, причем многих услал в заточение; в третьем - в двух словах изъяснил столько, сколько другому не изъяснить в целой сотне округленных периодов. А у нас - благодать. О внешних и внутренних врагах - нет слуха; походов - не предвидится даже в отдаленном будущем; ни барабанного боя, ни трубных звуков, которые свидетельствовали бы о светопреставлении, - ничего! Даже междоусобия - и...
Входимость: 1. Размер: 75кб.
Часть текста: сапоги мои чистили, помои мои выносили не рабы, а такие же свободные люди, как я сам. А многие ли в то время сознавали это?! Я даже написал одну повесть (я помню, она называлась "Маланьей"), в которой самыми негодующими красками изобразил безвыходное положение русского крепостного человека, и хотя, по тогдашнему строгому времени, цензура не пропустила этой повести, но я до сих пор не могу позабыть (многие даже называют меня за это злопамятным), что я автор ненапечатанной повести "Маланья". И когда Прокоп или кто-нибудь другой из "наших" начинают хвастаться передо мною своими эмансипаторскими и реформаторскими подвигами, то я всегда очень деликатно даю почувствовать им, что теперь, когда все вообще хвастаются без труда, ничего не стоит, конечно, прикинуть два-три словечка себе в похвалу, но было время... - Вот когда я свою "Маланью" писал, вот тогда бы попробовали вы похвастаться, господа! Так говорю я в упор хвастуну Прокопу, и этого напоминания совершенно достаточно, чтобы заставить его понизить тон. Ибо как он ни мало развит, ...
Входимость: 1. Размер: 81кб.
Часть текста: м-ль Шнейдер.}, наконец, я не могу сказать, чтобы не было в продолжение этого времени кое-чего и по части "aimons"... A в результате все-таки должен сознаться, что не только "жизни", но даже и жуировки тут не было никакой. Мало того: по окончании всего этого жизненного процесса я испытываю какое-то удивительно странное чувство. Мне сдается, что все это время я провел в одиночном заключении! И действительно, это было не более как одиночное заключение, только в особенной, своеобразной форме. Провести, в продолжение двух недель, все сознательные часы в устричной зале Елисеева, среди кадыков и иконописных людей - разве это не одиночное заключение? Провести остальные десять дней в обществе действительных статских кокодессов, лицом к лицу с несомненнейшею чепухой, в виде "Le Sabre de mon pere", с чепухой без начала, без конца, без середки,разве это не одиночное заключение? Ежели первый признак, по которому мы сознаем себя живущими в человеческом обществе, есть живая человеческая речь, то разве я ощущал на себе ее действие? Говоря по совести, все, что я испытывал в этом смысле, ограничивалось следующим: я безразличным образом сотрясал воздух, я внимал речам без подлежащего, без сказуемого, без связки, и сам произносил речи без подлежащего, без сказуемого, без связки. "Вот кабы", "ну, уж тогда бы" - ведь это такого рода словопрения, которые я мог бы совершенно удобно производить и в одиночном заключении. Ужели же я без натяжки могу утверждать, что меня окружало действительно людское общество, когда в моем времяпрепровождении не было даже внешних признаков общественности? Нет, это были не более как люди стеноподобные, обладающие точно такими же собеседовательными средствами, какими обладают и стены одиночного...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: с каменным господским домом, с огромным, прекрасно содержимым господским садом, с многоводною рекою, прудами, тенистыми аллеями - вот место успокоения Ольги Сергеевны от парижских треволнений. Комната Nicolas убрана с тою рассчитанною простотою, которая на первом плане ставит комфорт и допускает изящество лишь как необходимое подспорье к нему. Ковры на полу и на стенах, простая, но чрезвычайно покойная постель, мебель, обитая сафьяном, массивный письменный стол, уставленный столь же массивными принадлежностями письма и куренья, небольшая библиотека, составленная из избраннейших романов Габорио, Монтепена, Фейдо, Понсон-дю-Терайля и проч., и, наконец, по стенам целая коллекция ружей, ятаганов и кинжалов - вот обстановка, среди которой предстояло Nicolas провести целое лето. Первая минута свидания была очень торжественна. - Voici la demeure de vos ancetres, mon fils! {Вот жилище ваших предков, сын мой!} - сказала Ольга Сергеевна, - может быть, в эту самую минуту они благословляют тебя la haut! {там наверху!} Nicolas, как благовоспитанный юноша, поник на минуту головой, потом поднял глаза к небу и как-то порывисто поцеловал руку матери. При этом ему очень кстати вспомнились стихи из хрестоматии: И из его суровых глаз Слеза невольная скатилась... И он вдруг вообразил себе, что он седой, что у него суровые глаза, и из них катится слеза. - А вот и твоя комната,...
Входимость: 1. Размер: 88кб.
Часть текста: по доведении о сем до сведения, не огорчилось. "Не выдержит!", "погибнет!" - доносились до меня попечительные голоса с берегов Невы. И потом, вдруг строго: "Гм... так вы и в Швейцарии изволили побывать?" - Виноват-с - "С акушерками повидаться ездили?" 1 - Виноват-с - "О формах правления изволили рассуждение иметь?" - Вино... Однако все обошлось благополучно. Я не только не "соблазнился", но даже не имел повода для соблазна. Превратных идей - ни одной. Напротив, русских, коренных русских идей - столько, что не продохнешь. Наступают, берут в полон, рвут на части сердце, прожигают мозг - точь-в-точь как в России. Даже прелестные швейцарские озера и величественные хребты гор - и те застилаются ими, словно пеленою. Риги-Кульм, Пилат, Низен, Фаульгорн - все кажется окутанным туманом. Одна только мысль отчетливо светится: как-то теперь там насчет "увенчания здания" поговаривают?.. Неужто пошабашили? Ах, право, не до превратных идей в такое время, когда русские идеи, шаг за шагом, без отдыха, так и колотят в загорбок! Помнится, когда нам в первый раз отворили двери за границу 2 , то мне думалось: напрасно нас, русских, за границу стали пускать - наверное, мы заразимся. И точно, примеры заражения случались в то время нередко. Приедем мы, бывало, за границу, и точно голодные накинемся. Формы правления - прекраснейшие, климат - хоть в одной рубашке ходи, табльдоты и рестораны - и того лучше. Нигде не кричат караул, нигде не грозят свести в участок, не заезжают, не напоминают о Кузьке и его родственницах. Мудрено ли, что при таких условиях ни Валдайские горы, ни Палкин трактир не пойдут на ум, а того меньше крутогорский губернатор Петр Толстолобов. Ах, и сквернословили же мы в это веселое время! Смешные анекдоты так и лились рекой из уст культурных сынов России....
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Часть текста: сохранившаяся в бумагах Салтыкова: 2 об устройстве градских и земских полиций. С содержанием ее необходимо познакомиться подробно. «В России , — так начинает Салтыков, — благотворное действие полиции почти незаметно; что касается до ее злоупотреблений и сопряженных с всеобщим ущербом вмешательств в частные интересы, то они не только заметны, но оставляют по себе несомненно весьма вредное впечатление. Всякий, кто не праздно жил в провинции и всматривался в окружающие явления, без труда поймет справедливость этого замечания. В провинции существует не действие, а произвол полицейской власти, совершенно убежденной, что не она существует для народа, а народ для нее ». После этого характеристичного вступления, иллюстрацией которому может служить любая страница «Губернских очерков», Салтыков подчеркивает различие между полицией в обширном смысле, обнимающей собою всю сумму действия центральной власти на народ, и полицией в тесном смысле, составляющей особую отрасль государственной администрации. Понимаемая в обширном смысле, полиция не поддается точному...
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Часть текста: никуда негодных мясных обрезков!! в котором, описывая питательность и долгосохраняемость изобретенного им продукта, требовал, чтобы ему отвели до ста тысяч десятин земли в плодороднейшей полосе России для устройства громадных размеров колбасной фабрики, взамен же того предлагал снабжать армию и флот изумительнейшею колбасою по баснословно дешевым ценам. Но, увы! тогда время для проектов было тугое, и хотя некоторые помощники столоначальников того ведомства, в котором служил Велентьев, соглашались, что "хорошо бы, брат, разом этакой кус урвать", однако в высших сферах никто Порфирия за финансиста не признал и проектом его не соблазнился. Напротив того, ему было даже внушено, чтобы он "несвойственными дворянскому званию вымыслами впредь не занимался, под опасением высылки за пределы цивилизации". На том это дело и покончилось. Порфирий года четыре прожил смирно, состоя на службе в одном из департаментов министерства финансов. Но молчание его было вынужденное, и втайне Велентьев все-таки давал себе слово во что бы ни стало возвратиться к проекту о колбасе. Перечитывая стекающиеся отовсюду ведомости о положении в казначействах сумм и капиталов всевозможных наименований, он пускался в вычисления, доказывал недостаточность употреблявшихся в то время способов для извлечения доходов, требовал учреждения особого министерства под названием "министерства дивидендов и раздач", и, указывая на неисчерпаемые...
Входимость: 1. Размер: 72кб.
Часть текста: отставных генералов, несколько частных компаний "для искоренения зла"; акции разбирались нарасхват, тем более что цена им была назначена копейка серебром. Как в 1612 году, общество пыталось спасти себя само, без разрешения начальства. Объявлен был поход против неблагонадежных элементов; крестоносцев потребовалось множество. К одной из таких компаний, под названием "Робкое усилие благонамеренности", приступил и я. Как только кто-нибудь кликнет клич - я тут. Не успеет еще генерал (не знаю почему, но мне всегда представляется, что кличет клич всегда генерал) рот разинуть, как уже я вырастаю из-под земли и трепещу пред его превосходительством. Где бы я ни был, в каком бы углу ни скитался - я чувствую. Сначала меня мутит, потом начинают вытягиваться ноги, вытягиваются, вытягиваются, бегут, бегут, и едва успеет вылететь звук: "Ребята! с нами бог!" - я тут. - Куда прикажете, вашество? - А! ты опять здесь! - Точно так, вашество! - Благодарю, мне люди нужны! Так именно было и тогда. Не помню, в какой губернии я скитался, но помню, в кармане не было ни гроша. И еще помню: мера беззаконий исполнилась... Взять тройку, подтянуться кушаком, подкрепиться тремя-четырьмя рюмками очищенной, сесть в телегу, перекреститься - все это было делом одной минуты. Затем скакать, скакать и скакать... И действительно, я прискакал в тот момент, когда...
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: А под диалектиком разумел Семен Семеныч отчасти такого человека, который пером побаловать любит, отчасти такого, который на какой-нибудь официальный вопрос осмеливается откликнуться «не могу знать», а отчасти и такого, который не бежит сломя голову на всякий рожон, на который ему указывают. К балующим пером Семен Семеныч адресовался обыкновенно следующим образом: — Что вы мне, милостивый государь, там рассказываете? Какие вы там нашли еще препятствия? Разве вам велено вникать в препятствия? Разве вас об этом спрашивают? Я, милостивый государь, тридцать пять лет служу и, благодарение богу, никогда никаких препятствий не видал! — Помилуйте, ваше превосходительство, ведь это все равно что на камне рожь сеять... — Ну, что ж-с!.. и посеем-с!.. — Да ведь рожь-то не вырастет! — Вырастет-с! а не вырастет, так будем камень сечь-с! — А она и от этого не вырастет!.. — И опять будем сечь-с! нам до этого дела нет, что́ можно и что́ нельзя... а мы будем сечь-с! К «немогузнайкам» Семен Семеныч обращался так: — Что вы мне там доносите и два и три? вы должны сказать мне прямо или два, или три... служба не терпит этой неопределенности... — Осмелюсь доложить вашему превосходительству, что... — Знаю я это, милостивый государь, очень знаю... но ведь мне нужны не «или» ваши, а настоящая цифра, потому что я эту цифру должен в ведомости показать, и итог... да, и итог, сударь, подвесть!.. в какую же силу я ваше «или» тут сосчитаю?.. Но всего более антипатичен был для него третий сорт диалектиков. — Я вам приказал, сударь... почему вы не исполнили? — говорил он им, принимая самые суровые тоны. — Так и так, ваше превосходительство, я был на месте и убедился, что указываемый вами рожон совсем не рожон... — А разве об этом вас...