Иванов-Разумник: М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество.
Глава 6.

земщиной и бюрократией, осо-бенно обострившемся при проведении в жизнь вопроса об освобождении крестьян. В ряды служилой бюрократии Салтыков по-пал сразу же по выходе из школы, продолжая эту службу и в вятской ссылке, и по возвращении из нее: в 1856 - 1857 гг. он служил в Петербурге чиновником особых поручений при министре внутренних дел, работая в эти же годы над "Губернскими очер-ками". Очерки эти сыграли некоторую роль в дальнейшем слу-жебном повышении Салтыкова. Начиналась "эпоха великих реформ", правительству нужны были "честные чиновники", чтобы "искоренить злоупотребления"; тогда еще думали, что вся беда в злоупо-треблениях, а не в системе. Сохранился рассказ о том, как Сал-тыков был представлен брату государя, великому князю Констан-тину Николаевичу, возглавлявшему "либеральную партию" при дворе. Обличитель провинциального бюрократизма, Салтыков был признан подходящим человеком, чтобы не только сатирически опи-сывать этот бюрократизм, но и проводить либеральную правительственную политику в провинции. Так в начале 1858 года Сал-тыков попал на пост рязанского вице-губернатора [См. дневник Мельникова-Печерского в собрании его сочинений (Спб. 1897 г.), т. I, стр. 187].

"Чиновник особых поручений VI класса министерства вну-тренних дел, коллежский советник Салтыков назначается рязанским вице-губернатором" - гласил высочайший приказ от 6 марта 1858 года; через месяц после этого приказа, 15 апреля 1858 года, Салтыков прибыл на службу в Рязань. Прослужив в Рязани два года, он был переведен 3 апреля 1860 года на ту же должность из Рязани в Тверь, где служил тоже около двух лет, выйдя в от-ставку 9 февраля 1862 года. Эти четыре года службы Салтыкова вице-губернатором в провинции составляют характерную страницу его биографии, страницу, на которой надо остановиться с тем боль-шим вниманием, что только изучение ее может объяснить ряд худо-жественных произведений Салтыкова той эпохи.

Эти годы начала эпохи великих реформ были отмечены од-ним парадоксальным обстоятельством, с тех пор не повторявшимся в истории русского государственного и общественного развития: задумав реформу уничтожения крепостного права и освобождения крестьян, правительство должно было провести эту либеральную реформу вопреки желанию и несмотря на противодействие гро-мадной массы землевладельческого дворянства, в том числе и мест-ных "либералов", настроенных гораздо консервативнее правитель-ства. Бюрократия в эти годы была "либеральной", а обычно либеральное земство - консервативным. Кстати сказать, здесь и везде ниже у Салтыкова слово "земство" употребляется не в смысле определения тех земских учреждений, которые были введены только в 1864 году; понятие о земстве ("земщина") существовало задолго до этого, существовало искони, противополагаясь в разные времена тем или иным государственно-административным учреждениям. Сла-вянофилы ввели в общее употребление противопоставление земства и бюрократии; только в этом смысле Салтыков и употреблял эти понятия в статьях той эпохи, только в таком смысле употребляются они и здесь.

Так как и административная деятельность Салтыкова, и его публицистические статьи, и его художественные произведения этой эпохи могут быть поняты только на фоне разыгрывавшейся в эти годы борьбы правительства с дворянством, на почве вопроса освобождения крестьян, то необходимо хотя бы в самых общих чертах напомнить о главных этапах этой борьбы именно в те годы, когда Салтыкову пришлось занимать такой видный пост в про-винциальной администрации. Самые острые моменты этой борьбы падают как раз на те годы, когда он был вице-губернатором в Ря-зани и Твери; мало того, именно Рязань и Тверь оказались теми провинциальными центрами, в которых борьба эта достигла наи-высшего обострения.

Дело освобождения крестьян началось известной речью Але-ксандра II 30 марта 1856 года к московским дворянам, произне-сенной по случаю заключения мира после Крымской войны. Война вскрыла всю гниль Николаевской системы вплоть до ее фунда-мента - крепостного права. Указ и манифест о народном ополче-нии во время войны вызвали в целом ряде губерний волнения и бунты среди помещичьих крестьян; напуганные помещики уже ви-дели перед собою призрак пугачевщины. Настроение это осо-бенно усилилось с новым царствованием, так что Александр II недаром в своей московской речи к дворянам должен был под-черкнуть, что "лучше начать уничтожать крепостное право сверху, нежели ждать того времени, когда оно начнет само собой уничто-жаться снизу". Правительство приведено было к вопросу освобо-ждения крестьян помимо своей воли, силою вещей; но, раз став на этот путь, оно должно было дойти по нему до конца, несмотря на озлобленное сопротивление громадного большинства дворян-землевладельцев. Сперва создан был негласный комитет по освобо-ждению крестьян; но так как в состав его входили наиболее реак-ционные из бюрократов николаевского царствования, то правитель-ство решило действовать энергичнее и помимо всяких негласных комитетов; наоборот, решено было предать дело самой широкой гласности, и началом этого послужили знаменитые рескрипты от 20 ноября и 5 декабря 1857 года на имя виленского генерал-губернатора Назимова об устройстве нового быта помещичьих кре-стьян. Немедленно вслед за этим рескрипты эти были разосланы в копиях всем губернаторам и опубликованы во всеобщее сведение. В начале 1858 г. во всех губерниях были созваны дворянские комитеты для обсуждения вопросов об отмене крепостного права, а в Петербурге стали работать особые редакционные комиссии, для выработки практических мер по освобождению крестьян.

борьбы между губернскими дворянскими комитетами, представлявшими собою голос "земства", и петер-бургской редакционной комиссией, состоявшей почти исключительно из "бюрократии". Душою этой комиссии был, как известно, Н. А. Милютин - брат того самого В. А. Милютина, которому Салтыков посвятил когда-то первую свою повесть "Противоречия". Н. А. Милютин, видевший реакционное настроение дворянских гу-бернских комитетов, был убежденным сторонником диктаторских бюрократических мер для проведения крестьянской реформы - и был в этом совершенно прав, потому что лишь такими мерами удалось провести эту реформу даже в том куцом виде, в каком она появилась на свет в знаменитом Положении 1861 года. Во всем этом и сказалась парадоксальная сторона мероприятий, связанных с уничтожением крепостного права. С одной стороны, проводившая либеральную реформу бюрократия боролась с дворянами-крепост-никами, имея на своей стороне лишь крайне незначителыюе число представителей дворянской интеллигенции; с другой стороны, дво-рянство, как представитель "земского" элемента, видя неудачу своих попыток борьбы с либеральными бюрократическими мероприятия-ми, стало предъявлятъ наиболее либеральные требования в другой области существенной жизни, требуя ограничения прав админи-страции и провозглашая требование свободы слова и печати, вве-дения независимого суда и вообще всех тех либеральных реформ, которые в малой степени и были осуществлены к концу эпохи шестидесятых годов. Наиболее яркие представители ретроградного дворянства все же требовали для себя самоуправления, гласности и ограничения прав бюрократии, но требовали это только для тото, чтобы положить палки в колеса движению крестьянской реформы. Такое своеобразное положение определяло собою взаимотношения "бюрократии" и "земства" в эпоху 1858 - 1861 гг.

Итак, дворянский "либерализм" той эпохи имел своим основанием самые реакционные побуждения; оппозиция земельных маг-натов, в роде пресловутого В. П. Орлова-Давыдова, обнаружилась стремлением к земскому самоуправлению на аристократических на-чалах. Депутаты губернских дворянских комитетов, приглашенные правительством в Петербург, но не допущенные к работам в ре-дакционной комиссии, стали жестоко критиковать деятельность этой комиссии в ряде всеподданнейших адресов, не достигших однако своей цели. Адреса эти признаны были "ни с чем несообразными и дерзкими до крайности", а подписавшие их дворяне получили высочайший выговор через губернаторов. Незначительное меньшин-ство дворянских депутатов, стоявших за освобождение крестьян, были действительно представителями либерально-дворянских тенденций и родоначальниками будущего земского либерализма конца XIX века; но и лучшие из этих дворян-либералов не могли стать выше своего времени. Так, например, либеральный кн. Черкасский, много сделавший для крестьянской реформы, в 1859 году выступал защитником сохранения розги, как орудия управления крестьян дво-рянами; наиболее левый представитель дворянского либерализма, тверской губернский предводитель дворянства А. М. Унковский (вскоре высланный правительством в Вятку и впоследствии бли-жайший друг Салтыкова), в очень радикальном всеподданнейшем адресе 1859 г., содержавшем в себе требования общественных сво-бод, боролся в этом же адресе за уменьшение крестьянского на-дела и повышение крестьянских повинностей, а значит был, при всем своем либерализме, более реакционным в крестьянском вопросе, чем Н. А. Милютин [Позднейшие оправдания Унковского см. в книге Г. А. Джан-шиева "А. М. Унковский и освобождение крестьян" (М. 1894 г.), стр. 132-134]. Все это необходимо помнить, чтобы понять позицию Салтыкова в 1858 - 1861 гг., стоявшего на стороне "бю-рократии" и боровшегося с дворянскими quasi-либеральными тенденциями, как мы скоро увидим это из полемики Салтыкова с пред-ставителем дворянского крепостнического либерализма, помещиком В. Ржевским. В этом парадоксе крепостнического либерализма и либеральной бюрократии - узел решения вопроса крестьянской ре-формы первой половины шестидесятых годов.

Дворянские волнения перекинулись на Тверь почти в то са-мое время, когда и Салтыков был перемещен туда вице-губернатором. Еще в октябре 1859 г. тверской депутат А. М. Унковский подписал тот адрес, о котором уже было упомянуто выше и кото-рый был признан "ни с чем несообразным и дерзким до крайно-сти". Когда же в конце 1859 г. дворянству было запрещено обсуждать крестьянский вопрос на своих выборах, то тверские дворяне, руководимые Унковским, Головачевым и петрашевцем Европеусом, выступили с решительным протестом против этого распоряжения правительства, нарушавшего ряд пунктов Свода Законов. В резуль-тате этого протеста Унковский был уволен от должности тверского губернского предводителя дворянства и вскоре (в феврале 1860 г.) сослан в ту же самую Вятку, куда десятилетием раньше попал Салтыков, а двадцатилетием раньше - Герцен. Европеус был со-слан в Пермь [Ссылка Унковского (как и Европеуса) продолжалась только пол-года; с октября 1860 г. он жил в Москве, где и сошелся с часто при-езжавшим туда Салтыковым].

Как раз к этому времени Салтыков прибыл вице-губернаторствоватъ в Тверь. Первая борьба "тверских либералов" с прави-тельством произошла, таким образом, еще до прибытия Салтыкова, но за то он был в Твери в разгаре второй схватки, произошедшей в 1861 - 1862 гг. и тесно увязанной с реализацией Положения об освобождении крестьян. Проводить это Положение в жизнь должны были мировые посредники, независимые в своей деятельности от административных властей, и хотя назначавшиеся губернаторами, но подсудные и подчиненные не губернаторам и даже не министру, а сенату; назначение их на службу зависело от губернаторов, но увольнение могло состояться только по суду департамента сената. Очень многие прогрессивно настроенные деятели (в том числе и Салтыков) относились сперва с некоторым опасением к самому подбору мировых посредников, считая, что тут сыграет роль про-текция всяческого рода и что в мировые посредники попадут по-этому реакционные слои местного дворянства, из которого только и можно было составлять кадры этих посредников. В таком случае несменяемость мировых посредников, их неподсудность местному суду и независимость от местной администрации могли бы ока-заться очень опасными для дела проведения крестьянской реформы, и, как мы увидим ниже, Салтыков тогда же выступил в печати против возможного злоупотребления мировыми посредниками своею властью. Наоборот, консервативное дворянство горою стало за прерогативы мировых посредников и за их независимость от про-винциальной и столичной бюрократии министерства внутренних дел, надеясь при помощи этих своих людей провести крестьянскую ре-форму в наиболее выгодном для себя направлении. Обе стороны ошиблись в своих опасениях и своих ожиданиях: громадное число мировых посредников оказалось принадлежащим к радикально на-строенной дворянской интеллигенции шестидесятых годов и с ними вскоре пришлось повести ожесточенную борьбу как крепостникам-дворянам, так к самому правительству.

Одним из ярких эпизодов этой борьбы были события в Твери зимою 1861 - 1862 гг., как раз во время пребывания там Салты-кова. В декабре 1861 г. тверские мировые посредники устроили в Твери губернский съезд, на котором вынесли постановление, что освобождение крестьян 19 февраля этого года "не удовлетворило народных потребностей ни в материальном отношении, ни в отно-шении свободы". Еще через два месяца мировые посредники Твер-ской губернии и ряд уездных предводителей дворянства заявили в официальном протоколе "о несостоятельности закона 19 февраля", вообще "о несостоятельности правительства" и о необходимости собрания представителей всего народа, без различия сословий, для построения новых форм государственности и общественности. Правительство ответило на это арестом и преданием суду сената всех подписавших этот протокол, в числе которых были и два брата Бакунина. Приговоренные к разным срокам заключения, они были кроме того лишены права служить по выборам.

в какой связи с происшедшими в Твери событиями; мы знаем, однако, что в течение всей своей дальнейшей жизни он был в теснейшей дружбе с А. М. Унковским, вместе с которым собирался в 1862 году, как еще увидим, издавать журнал; уже одно это показывает, на чьей стороне был он в этой борьбе "тверских либералов" с петербургской бюрократией. Так или иначе, но служебный путь его был пока завершен: Салтыков был "высочайшим приказом по министерству внутренних дел уволен от службы по болезни согласно его прошению 1862 года февраля 9", - как значится в его формуляре.

Мы теперь знаем тот общественный фон 1858 - 1862 гг., на котором протекала четырехлетняя служба Салтыкова вице-губерна-тором; остается познакомиться с подробностями его деятельности в Рязани и Твери и с отражением этой деятельности в его литера-турных произведениях той эпохи [Из громадной литературы по вопросу об освобождении крестьян укажу лишь на немногие основные работы, давшие материал для преды-дущих страниц. Особенно ценными являются представляющие большую библиографическую редкость анонимные "Материалы для истории упразд-нения крепостного состояния помещичьих крестьян в России в царство-вание императора Александра II" (тт. I - III, Берлин 1860 - 1862); аноним-ным автором являлся сенатор Д. П. Хрущов. Кроме этого см. основные работы по истории освобождения крестьян: А. И. Скребицкий, "Крестьянское дело в царствование Александра II" (Бонн 1862 - 1868 гг.); Н. П. Семенов, "Освобождение крестьян в царствование императора Александра II" (Спб. 1889 - 1893 гг.); обработка этих сырых материалов - в книге И. И. Иванюкова "Падение крепостного права" (Спб. 1903 г.). Популярное изложение всех событий этой эпохи - в шеститомной моно-графии "Великая реформа" (изд. Сытина, М. 1911 г.). Из воспоминаний деятелей эпохи освобождения особенно ценны "Записки А. И. Кошелева" (Берлин 1884 г.), "Достопамятные минуты моей жизни" А. И. Левшина ("Русский Архив" 1885 г., No 8) и др. См. также собрания сочинений Самарина, Кавелина и других видных деятелей эпохи шестидесятых годов].

Приехав в Рязань 15 апреля 1858 года, Салтыков немед-ленно же приступил к исполнению многообразных обязанностей, связанных с его должностью вице-губернатора. Он был и председателем губернского правления, и официальным редактором "Ря-занских Губернских Ведомостей", и членом особой комиссии о гу-бернских и уездных учреждениях (О последнем смотри "Русскую Старину" 1884 г., No 9, стр. 721). Из всех этих дел особенно интересным для нас, казалось бы, является его редакторство официального губернского органа; можно было бы предполагать, что многие анонимные статьи этой газеты принадлежат перу ее редактора. Но ближайшее ознакомление с этой газетой разочаровывает в таких ожиданиях; "Рязанские Губернские Ведомости" были обычным в то время губернским официальным еженедельным лист-ком, на котором почти не отразился дух времени и веяние эпохи. Характерно, что, даже описывая съезд дворян в декабре 1859 года на губернские выборы, листок этот имел возможность писать только о забавах и увеселениях дворян, но ни словом не мог отозваться на те крупные события общегосударстветюго масштаба, которые разыгрались в Рязани в связи с этим дворянским съездом. Разу-меется, это не зависело от Салтыкова, редакторство которого сво-дилось лишь к просмотру официального материала и к подписыванию каждого номера. Можно указать мимоходом, что Салтыков стал, как вице-губернатор, подписывать "Рязанские Губернские Ве-домости", начиная с No 16 за 1858 г. (от 19 апреля); последний подписанный им номер - от 5 марта 1860 года (No 9).

За все эти два года на столбцах "Рязанских Губернских Ведо-мостей" появлялось кое-что и характерное, заслуживающее внима-ния для отдельного экскурса, который может быть когда-нибудь еще будет написан.

Роль Салтыкова, как рязанского администратора, которому неоднократно приходилось губернаторствовать, описана в многочисленных воспоминаниях, и панегирических, и бранных. Не при-давая слишком большой веры ни тем, ни другим, мы все же можем на основании их установить целый ряд фактов, характеризующих Салтыкова как крайне деятельного администратора, при чем дея-тельность его определялась строго-выдержанным направлением. Направление это можно характеризовать, как борьбу либерального "бюрократа" эпохи освободительных реформ с реакционной и кре-постнической "земщиной" того времени. В письме к Анненкову от 29 января 1859 г. Салтыков рассказывал, что ему приходилось бо-роться с Рязанским губернским комитетом, "члены которого ведут себя очень дурно". Мы знаем из позднейших воспоминаний, что деятельность Салтыкова в этом направлении в Рязани характери-зовалась его фразой: "Я не дам в обиду мужика! Будет с него, господа... Очень, слишком даже будет!"; мы знаем также, что за эту деятельность местный рязанский остроумец прозвал Салты-кова "вице-робеспьером" [Г. А. Мачтет, "М. Е. Салтыков в Рязани", "Газета Гатцука" 1890 г. NoNo 16 - 17]. Из других, неблагоприятных для Салтыкова воспоминаний мы знаем, что он своею требовательностью и придирчивостью разогнал почти весь состав губернского правления, во главе которого стоял [Воспоминания А. Д. Шумахера, "Вестник Европы" 1899 г., No 4, стр. 706]; но дополнительные сведения тут же вскрывают, что Салтыков разогнал дореформенных взяточников и собрал вокруг себя группу честных людей, работая с которой мог образцово поставить вверенные ему дела и заслужить хвалебный отзыв начальства о своей службе: "особенная деятельность, знание дела и усердие вице-губернатора Салтыкова" ["Труды Рязанской Ученой Архивной Комиссии" 1905 г., вып. XX].

служащих в Тверской губернии", жандармский подполковник Симановский в этой бумаге от 2 ян-варя 1861 года сообщал:

"Вице-губернатор Солтыков. Сведущ, деятелен, бес-корыстен, требователен относительно сотрудников, взыскателен от-носительно подчиненных; этими качествами приобрел особенное доверие и внимание начальника губернии; таким же вниманием встречен был и от лиц здешнего избранного общества, сколько по значительности занимаемого им места, столько и по литературной его известности... Взыскательность его и особо бдительный надзор за правильною деятельностью и служебной нравственностью чи-новников выразились значительно большим против прежних лет числом лиц, отданных в 1860 под уголовный суд. Решение этих дел должно показать, все ли виновные заслуживали такую строгую против них меру; впечатление же, произведенное этими распоряжениями на служащих в уездах, весьма натурально, не в пользу г. Солтыкова. Он искренно желает уничтожения крепостного права и деятельно преследует злоупотребления оного, о чем свидетельствует значительное число следствий, бывших в минувшем году, о же-стоком обращении помещиков с крепостными людьми по важным и маловажным поводам, устранение некоторых из них от управле-ния имением и вызов их на жительство в губернский город" ["Полное собрание сочинений и писем" А. И. Герцена", т. X, стр. 373].

кн. Д. Д. Оболенский в своих "Набросках из воспоминаний" сообщает слух, что Салтыков за свою деятель-ность получил оскорбление действием от какого-то помещика ["Русский Архив" 1895 г., т. 1, стр. 64]. Слух этот, пущенный крепостниками, был опровергнут (см. "Рус-ский Архив" 1895 г., т. I, стр. 371), но он характерен для той ненависти, которую питали к Салтыкову эти крепостники и в Ря-зани, и в Твери.

До нас дошло только одно дело, характеризующее деятель-ность Салтыкова в этом направлении; оно тем более интересно, что является реальным комментарием к позднейшему рассказу Сал-тыкова "Миша и Ваня", о котором нам еще придется говорить. Дело происходило в Рязани, в конце 1859 года. Совместно жившие в Рязани отставной майор Вельяшев (в позднейшем рассказе Сал-тыкова - Балящев) и жена ротмистра Кислинская жестоко обра-щались со своими крепостными. Ольгу Михайлову, портниху, кре-постную Кислинской, истязали, секли распаренными розгами, обстригли ей косы, плевали в лицо; доведенная до отчаяния, де-вушка утопилась еще в 1854 году (все это тоже вошло в рас-сказ Салтыкова "Миша и Ваня"). В сентябре 1859 года два кре-постных мальчика Кислинской, Иван - 14 лет и Гаврила - 11 лет, родные братья, не вытерпев истязаний, решили покончить с собой и зарезались в соседнем саду столовым ножом. Младший погиб, старшего удалось вылечить. Узнав об этом самоубийстве, Салтыков, исправлявший тогда должность рязанского губернатора, немедленно же отправил губернскому прокурору (тогда они еще назывались стряпчими) "весьма нужную" официальную бумагу, в которой сооб-щал: "Вчера 27 сентября, два мальчика, находящиеся в услужении у полковницы Кислинской, проживающей в Рязани у г. Вельяшева, покусились на собственную жизнь. При этом в городе существует молва, что покушение это произошло от многократно повторявшихся жестоких истязаний как со стороны владелицы их, так и со сто-роны г. Вельяшева... А посему предписываю вам о происшествии этом произвести строжайшее формальное следствие, по окончании представив оное ко мне" [В. М. Гайдуков, "М. Е. Салтыков как администратор", "Русская Мысль" 1914 г., No 6. См. также С. И. Егоров, "Воспоминания о М. Е. Салтыкове", "Сын Отечества" 1900 г., No 135. О кипучей административной деятельности Салтыкова в эти годы см. статью бар. Н. В. Дризена "Салтыков в Рязани", "Исторический Вестник" 1900 г., No 2]. Дальнейшее течение дела последовало уже после отъезда Салтыкова из Рязани; для характеристики быта той эпохи интересно упомянуть, что и Рязанской уездный суд и Рязанская уголовная палата вполне оправдали Кислинскую и Вельяшева.

Кроме этого дела известно нам и еще одно, тесно связанное с готовящейся реформой по крестьянскому делу и с попытками местных рязанских помещиков разными махинациями обойти прибли-жавшееся освобождение крестьян. Это дело фабрикантов братьев Хлудовых так запомнилось Салтыкову, что ровно тридцать лет спустя он в "Мелочах жизни" рассказал о нем, как о типичном деле эпохи начала эмансипации. "Это было уже в 1859 году, и я служил тогда в одной из ближайших к Москве губерний, - расска-зывает там Салтыков. - В то же время в одном из уездных городов процветал и имел громадную фабрику купец Чумазый. Он очень ловко воспользовался паникою, овладевшею помещичьей средою, и предлагал желающим очень выгодную сделку. Сделка состояла в том, что крестьянам и дворовым людям, тайно от них, давалась "вольная", и затем, тоже без их ведома, от имени каждого, в каче-стве уже вольноотпущенного, заключался долгосрочный контракт с хитроумным фабрикантом. Всё это за дешевую плату легко обо-рудовал местный уездный суд, несмотря на то, что в числе зака-баливших себя были и грамотные (по закону, уездный суд обязан был вручить вольную каждому отпускаемому лично, в присутствии суда, и опросить, желает ли он быть вольным). И вольная, и контракты прямо отданы были в руки фабриканту; закабаленные же полагали, что над ними проделываются остатки старых поряд-ков, и что помещик просто отдал их в работу, как это делалось и прежде... Для помещиков эта операция была несомненно выгодна. Во-первых, Чумазый уплачивал хорошую цену за одни крестьянские тела; во-вторых, оставался задаром крестьянский земельный надел, который в тех местах имеет значительную ценность. Для Чума-зого выгода заключалась в том, что он на долгое время обеспечивал себя дешевой рабочей силой. Что касается до закабаляемых, то им оставалось в удел надежда, что невзгода настигает их... в по-следний раз! Однакож дело раскрылось раньше, нежели на это рассчитывали..." ("Мелочи жизни", Введение, 1886 г.).

фабрикантов Хлудовых. Ряд источников по истории рязанского землевладения в начале шестидесятых годов совершенно точно вскрывает, о каком деле говорил Салтыков в этом своем отрывке конца восьмидесятых годов. Вот, например, краткое изложение этого дела по основным архивным источникам (Дело канцелярия Рязанского губернатора, No 45):

"В конце 1857 года помещики Егорьевского и Зарайского уезда: Афанасьев, Буковский, Злобин, Улитин, Гаферланд, Алабин, Мельгунова, Тимофеева, Веселкин и Бранд, продали своих крестьян на фабрику братьев Хлудовых в Егорьевске. Но так как по закону такая продажа не имела места, ибо купцы не могли приобретать крепостных людей, то была изобретена следующая форма. Между управлением фабрики и крестьянами заключены контракты по ра-боте на фабрике, с выдачею помещикам вперед всех выкупных денег, в виде аванса по заработной плате, за что крестьяне и должны были отработать фабрике в течение нескольких лет; затем совершены были отпускные, переданные в управление фабрики. Таким образом формально свободные люди вновь очутились в крепостной зависимости у братьев Хлудовых" [А. Повалишин, "Рязанские помещики и их крепостные" (Рязань 1903 г.), стр. 173. См. также "Труды Рязанской Ученой Архивной Комиссии" 1890 г., No 8, стр. 137, и "Воспоминания об М. Е. Салтыкове" С. Н. Егорова, "Сын Отечества" 1900 г., No 138, - В одной из следующих глав (гл. VIII) мы еще увидим, что особенно подробно на деле братьев Хлудовых Сал-тыков остановился в статье "Еще скрежет зубовный", запрещенной цен-зором в марте 1860 года].

Но дело раскрылось, и раскрыл его именно Салтыков, когда узнавшие в конце концов об этой хитрой механике обманутые крестьяне "нагрянули целой толпой в губернский город, - расска-зывает Салтыков, - с жалобами на то, что накануне освобождения их сделали вольными помимо их желания". Но и это дело закончилось уже после отъезда Салтыкова из Рязани: "чем кончилось это дело, я не знаю, - заключает Салтыков, так как вскоре я оставил названную губернию". Однако еще будучи в Рязани, Салтыков использовал это дело, взяв из него материал для небольшой одно-актной комедии "Съезд", запрещенной в то время цензором и напе-чатанной через три года под заглавием "Соглашение". Об этой вещи еще будет речь в следующей главе.

По этим двум дошедшим до нас примерам можно судить и вообще об административной деятельности Салтыкова в Рязани. Деятельность эта, как уже было указано выше, вызвала величайшую ненависть к Салтыкову местного дворянства; скоро положение его осложнилось и назначением в Рязань в сентябре 1859 года но-вого губернатора, Муравьева, "одного из подлейших людей в Рос-сии и сквернейших губернаторов", - как сообщается о нем в со-временных "Материалах для истории упразднения крепостного со-стояния помещичьих крестьян в России". Этот Муравьев был сыном пресловутого вскоре Муравьева-Виленского; достойный сын своего отца, он сразу сделал для Салтыкова невозможным дальнейшее пребывание в Рязани. В письме к Дружинину от 20 ноября 1859 г. Салтыков сообщал: "У нас переменили губернатора и дали одного из сукиных детей Муравьевых. Положение мое самое скверное"... А через месяц в письме к Анненкову Салтыков сообщал подробнее и о новом губернаторе, и вообще о рязанских делах: "Нам пере-менили губернатора и дали Муравьева, который откровенно при-нял губернию за лакейскую и действует en consИquence. Я ему объявил, что с ним служить не намерен, и так как он уехал на-днях в Петербург, то просил его заявить об этом министру. Рязан-ские дворяне начали-было выборы шумно, а кончили постыднейшим образом. Муравьев обошел их совершенно и оказал себя при этом величайшим подлецом. Представьте себе: меня хотели-было судить за демократизм"["Письма", т. I, NoNo 11 и 12]. Последнее известие особенно драгоценно, так как восполняет скудные данные о направлении административной деятельности Салтыкова в Рязани.

Совершенно такою же деятельность эта была и в Твери, куда Салтыков был к величайшей своей радости переведен 3 апреля 1860 г., вступив в исправление должности лишь 25 июня того же года. Здесь он вел ту же самую работу, что и за два года рязанского вице-губернаторства. Для исследователей литературной деятельности Салтыкова эпохи его службы в Твери особенный интерес представляет изучение редактировавшихся им "Тверских Гу-бернских Ведомостей", о которых, впрочем, можно лишь повторить то, что было сказано выше о "Рязанских Губернских Ведомостях". Несомненно, что несколько анонимных статей и в этом официальном губернском органе были написаны Салтыковым; но мы сейчас увидим, что именно в это время, в 1861 году, Салтыков развил довольно кипучую публицистическую деятельность на столбцах не провин-циальной, а московской прессы.

номеров этой газеты позволяет уста-новить частые отпуски Салтыкова - по всей вероятности, и в Мо-скву, и в имение своей матери, где прошло детство Салтыкова. Первый номер губернских ведомостей Салтыков подписал 2 июля 1860 г. (No 27), и затем до конца года им были подписаны NoNo 27 - 36, 40 - 42,46 - 49, 51 - 53. В следующем году Салтыковым были подписаны NoNo 1, 8 - 16, 18 - 21. После этого последнего номера, подписанного 27 мая 1861 года, Салтыков до конца своего пребывания в Твери не принимал никакого участия в редактиро-вании этого официального листка. Интересно отметить, что именно с апреля 1861 года началось печатание ряда его публицистических статей в московских газетах.

Приведенные выше данные показывают, что Салтыков был в отлучке из Твери между 3 сентября и 1 октября, 15 октября и 12 ноября, 3 декабря и 17 декабря 1860 года и между 7 января и 25 февраля, 22 апреля и 6 мая 1861 года. Начиная с мая месяца Салтыков, повидимому, все более и более отходит от административ-ных дел; в связи с публицистической деятельностью этого года у него зарождаются совсем иные, не служебные планы: выйти в отставку и самому стать издателем и редактором журнала, который он собирался издавать в Москве вместе с Унковским и Голова-чевым, вождями "тверских либералов". Об этом журнале речь впереди; здесь нам достаточно указать на тот факт, что тверской вице-губернатор Салтыков шел рука об руку с представителями тверской оппозиции, что несомненно предрешало вопрос об окон-чании административной карьеры Салтыкова [Прошел лишь месяц после прибытия Салтыкова в Тверь, как он писал оттуда Анненкову: "Мне в настоящую минуту так гадко жить, как вы не можете себе представить. Тупоумие здешних властей по крестьян-скому делу столь изумительно, что нельзя быть без отвращения свиде-телем того, что делается. Думаю к осени совсем рассчитаться со служ-бой..." ("Письма", т. I, No 16)]. Как мы уже знаем, он "по болезни" вышел в отставку 9 февраля 1862 года - как раз в то самое время, когда разыгрался знаменитый эпизод с арестом и преданием суду главных руководителей тверских либералов.

Так закончилась служебная деятельность Салтыкова на посту вице-губернатора; нам остается познакомиться с его публицисти-ческой деятельностью 1861 года, чтобы заключить этим рассказ о провинциальной службе Салтыкова и его основных общественных взглядах этого времени, очень ярко отразившихся и в его литера-турных произведениях этих годов.

Когда Салтыков был еще в Петербурге чиновником особых поручений при министерстве внутренних дел, он написал в 1857 году замечательную записку "Об устройстве градских и земских по-лиций", подробно изученную К. Арсеньевым и изложенную в его "Материалах". В записке этой Салтыков восставал против адми-нистративной централизации, сравнивая бюрократическую централизацию с иезуитским орденом. "И там, и тут, - писал тогда Салтыков, - царствует общее недоверие и пастырей к пастве, и пастырей между собою. И там, и тут всё до такой степени искусственно, что не знаешь, чему более удивляться: терпению ли людей, которые придумали призрачную машину, не имеющую ни-каких корней в природе человеческой, или долговечности этой машины, которая, несмотря на всю свою противоестественность, продолжает и до днесь существовать и пользоваться правами гражданственности". Представители бюрократии, отдельные агенты правительства, сплошь и рядом являются врагами правительства, ежечасно подрывая доверие к нему народа. В высшей степени интересно, что в виде примера Салтыков приводит положение следственной части, отличительной чертой которой считает необуз-данный произвол следователя. Салтыков вспоминал при этом свои собственные недавние подвиги, как следователя по делу о расколе. Общий вывод записки - признание бюрократизма основным злом русской государственной жизни.

Эта характернейшая и крайне смелая по тому времени записка не помешала Салтыкову получить место рязанского вице-губер-натора; но мы уже знаем, что такое значительное место в бюрократическом механизме Салтыков занял в ту эпоху общественного и государственного развития России, когда жизнью было выдвинуто парадоксальное противопоставление либеральной бюрократии и крепостнического земства. Неудивительно поэтому, что не отказав-шись ни в чем основном от своих взглядов, изложенных в записке 1857 года, Салтыков стал несколько иначе характеризовать роль бюрократии в ее деле осуществления крестьянской реформы шести-десятых годов. С особенной ясностью эти взгляды Салтыкова проявились и в его художественных произведениях той эпохи, в которых сказывается прежнее беспощадно ироническое отношение к бюрократии, и в его публицистических статьях 1861 года, в которых Салтыкову пришлось бороться с представителями крепостнической земщины. Эта борьба на два фронта определяет собою и служебную и литературую деятельность Салтыкова 1858 - 1862 годов.

1.Об ответственности мировых посредников.

"Московские Ведомости" 1861 г., No 91 (от 27 апреля).

2. К крестьянскому делу.

"Московские Ведомости" 1861 г., No 94 (от 30 апреля).

"Московские Ведомости" 1861 г., No 128 (от 11 июня).

4. Ответ г. Ржевскому.

"Современная Летопись" 1861 г., No 26 (июнь).

6. (Второй ответ Ржевскому).

Остался ненапечатанным в рукописях Салтыкова.

Мы вкратце познакомимся со всеми этими статьями Салтыкова, которые помогут нам окончательно установить основные его обще-ственные взгляды эпохи последнего года службы его тверским вице-губернатором.

Первым поводом к написанию Салтыковым этих статей послужила напечатанная в журнале "Наше Время" (1861 г., No 11) статья некоего В. П. Ржевского под заглавием "Несколько слов о дворянстве". Ржевский был в то время одним из типичных идеологов дворянской партии; орловский помещик и видный чиновник, он довольно деятельно пописывал статейки - сперва в "либеральных" органах, а потом и в реакционно-консервативных, отстаивая инте-ресы дворянского класса, возмущаясь диктаторским способом проведения крестьянской реформы бюрократией и являясь рьяным сторонником дворянского самоуправления. В указанной своей статье Ржевский проводил мысль о необходимости привилегированного положения русского дворянства и после крестьянской реформы; до-казывал он это тем, что образование составляет привилегию именно дворянского класса. Подчеркивая государственные "заслуги дво-рянства", Ржевский указывал, что почти все деятели литературы и культуры "принадлежат к тому классу, который мы называем дворянским, а все прочие классы, вместе взятые, не могут доставить и десятой доли подобного блестящего списка". Ожидая многого для дворян-помещиков от принципа независимости мировых посредников, только что приступавших тогда к своей работе по реализации Положения 19 февраля, Ржевский особенно подчеркивал, что провинциальная бюрократия не имеет права вмешиваться в эти действия мировых посредников.

относится к положению Ржев-ского, что умственная образованность, как привилегия высших слоев общества, должна служить причиной преобладания их над прочими силами народа; впрочем, на эту тему Салтыков подробнее ответил в другой своей статье "Ответ г. Ржевскому", о которой ниже. Основой же темой этой первой статьи Салтыкова явился вопрос о независимости мировых посредников и об ответственности их; Салтыков и указывал именно, что независимость эта не освобождает от ответственности. Как мы уже знаем, Салтыков с опа-сением относился к принципу назначения мировых посредников губернаторами и думал, что протекция разных высоких лиц может отрицательно отразиться на подборе кадра мировых посредников. Салтыков опасался, что на должность эту попадут мало-подготовленные или даже недостойные лица вследствие протекции высоких особ, с которой придется иметь дело губернаторам. "Не дремлет Матрена Ивановна, не дремлет статский советник Стрекоза - и та, и другой неустанно строчат рекомендательные письма". В этой иронической фразе Салтыков несомненно метит в Мину Ивановну, всесильную тогда содержанку министра Адлерберга, которая за взятки и приношения раздавала чины, аренды и должности; говоря о пьесе Салтыкова "Тени", написанной в это же время, мы еще встретимся с той же Миной Ивановной под именем Клары Фе-доровны.

Итак, выбор мировых посредников может не всегда оказаться удачным. Но каков бы ни был этот выбор, деятельность мировых посредников должна проходить под строгим надзором общества, и независимость их нельзя смешивать с безответственностью, ко-торая ведет только к тому произволу, каким отличалась деятельность безответственной администрации. Резкие выпады против административного произвола заканчивают эту статью Салтыкова - выпады с точки зрения начальства вполне непристойные в устах вице-губернатора. А между тем статью эту, помеченную "27 апр. 861 г.", автор подписал полным своим именем - М. Салтыков, как и все остальные статьи на эти темы в газетах 1861 года. Это было смелым шагом с его стороны, ясно показывавшим, что Салтыков не дорожит дальнейшей своей административной карьерой. Это доказывало и заключение статьи, в котором Салтыков предлагает устраивать ежегодные губернские съезды мировых посредников - съезды, которые без всякого разрешения начальства стали про-водиться мировыми посредниками прежде всего именно Тверской губернии. К каким последствиям привели эти тверские съезды - об этом мы уже говорили.

Как указано выше, статью эту Салтыков пометил 27 апреля 1861 года - и появилась она в номере "Московских Ведомостей" в тот же день 27 апреля. Это показывает, что Салытков писал ее в Москве (как и следующую статью от 30 апреля); мы уже видели выше, что между 22 апреля и 6 мая этого года Салтыков был в отпуску и мог сразу же, будучи в Москве, отозваться на воз-мутившую его статью Ржевского. Характерно и то обстоятельство, что местом для своей статьи Салтыков выбрал "Московские Ведо-мости" - наиболее либеральную из газет того времени, редактировавшуюся тогда В. Ф. Коршем и еще не ставшую органом реакции, каким она сделалась в руках Каткова с 1863 года.

Через три дня Салтыков поместил в этой же газете вторую свою статью - "К крестьянскому делу", в которой предостерегал правительство от слишком доверчивого отношения к жалобам помещиков на неповиновения и бунты крестьян в связи с проведением в жизнь освобождения последних. Он восставал против "каркателей гнусностей", которые радостно пользуются всякими слухами о не-доразумениях между крестьянами и помещиками. К понятию "кре-стьянские волнения" - говорил Салтыков - надо относиться очень осторожно; чаще всего волнения эти объясняются с одной стороны неясным пониманием крестьянами Положения 19 февраля, а с другой - произволом помещиков.

На эту же тему написана Салтыковым через месяц и статья "Несколько слов об истинном значении недоразумений по крестьянскому делу", помеченная 2 июня 1861 года и напечатанная в No 128 (от 11 июня) тех же "Московских Ведомостей". Салтыков заявлял решительный протест против "решения возникающих вопросов при посредстве полицейских мер"; он считал, что причинами волнения крестьян часто является произвол помещиков и что административ-ное вмешательство часто необходимо не в защиту помещиков, а против них и в защиту крестьян. К тому же он указывал, как часто помещики раздувают самые мелкие столкновения свои с кре-стьянами до степени "волнения" и "бунта", требуя вмешательства полицейских и военных властей. "Какой-нибудь староста Аким подольстится к барыне, что "у нас-де, сударыня, Ванька-скот давича на всю сходку орал: а пойдем-ка, братцы, к барыне, пускай она водки нам поднесет!" - вот уж и бунт. И барыня Падейкова пи-шет туда, пишет сюда, на весь околоток визжит, что честь ее по-ругана, что права ее попраны"...

предписанию министра внутренних дел Валуева, с небывалой жестокостью. В. И. Семевский указывает, что с 19 фе-враля 1861 по 19 февраля 1863 гг. было свыше 1.100 случаев кре-стьянских волнений, потребовавших применения полицейской и сол-датской силы. В Казанской губернии в селе Бездна 12 апреля 1861 г. произошел расстрел многотысячной толпы крестьян; арестованный "зачинщик", крестьянин Антон Петров, был после этого расстрелян. Этот "безднинский расстрел" сыграл громадную роль в дальнейшем определении отношения к правительству радикальных кругов русской интеллигенции; Герцен посвятил ему не одну пла-менную страницу в своем "Колоколе". Все это случилось незадолго до первых статей Салтыкова, ставивших своею целью предотвратить подобные выступления и преступления администрации. Попытка оказалась, разумеется, бесплодной, но тем более подчеркнувшей полное расхождение Салтыкова с правительственной линией политики. Как уже было указано, все эти статьи Салтыков подписал полным своим именем.

Пока Салтыков печатал эти три свои статьи, Ржевский напи-сал ответ на первую из них и пытался напечатать его в "Москов-ских Ведомостях". Получив отказ, он обратился к гостеприимству Каткова, в еженедельном политическом журнальчике которого "Со-временной Летописи" (издававшейся при "Русском Вестнике") и появился "Ответ на статью г. Салтыкова об ответственности миро-вых посредников" (1861 г., No 22, от начала июня). В ответе этом Ржевский иронизировал, что бюрократу Салтыкову вполне уместно раздражаться независимым положением мировых посредников; неза-висимость их казалась Ржевскому особенно желательной именно в виду того, что дворянская партия ожидала найти в мировых по-средниках своих людей. Особенно нападал Ржевский на слова Сал-тыкова (как оказалось потом - вставленные редакцией "Московских Ведомостей"), что если мировые посредники будут поступать без-ответственно, то тогда "найдутся средства" поддержать существенный принцип ответственности хотя бы и независимых лиц. "Какие же это средства? - вопрошал Ржевский. - Читаешь, выписываешь и не веришь глазам! Видно, г. Салтыков забыл о прогулке Щедрина в Крутогорскую губернию"... И, играя под либерализм, Ржевский огорченно заявлял: "не прошло пяти лет с того времени, как Щед-рин писал свои Губернские очерки, возбудившие сочувствие в читателях, несмотря на саркастическую и обличительную форму, как вот г. Салтыков, со всей энергией старого московского дьяка, набрасывается на первый признак освобождения от подьячества"... Ржевский прозрачно намекал, что Салтыков делает это ради карьеры и что "надворный советник Щедрин когда-либо попадет на место крутогорского губернатора"... Намек этот был особенно нелеп: ведь именно эти, подписанные полным именем Салтыкова, статьи за-крывали перед ним всякую надежду на какую бы то ни было административную карьеру. В дальнейшей части статьи Ржевский называл Салтыкова "бюрократом" и заявлял, что "независимость мировых посредников от произвола местных начальственных лиц уязвляет бюрократическое сердце г. Салтыкова", которого Ржевский иронически именовал деятелем "школы француза Бабефа и русского полковника Скалозуба"; деятели эти - иронизировал Ржевский - думают, что "чем человек беднее и неразвитее, тем он полезнее, как общественный деятель"... Вообще в своем ответе идеолог по-мещиков и дворянства Ржевский занял до чрезвычайности "либераль-ную" позицию против "старого московского дьяка" и "бюрократа" Салтыкова...

Салтыков дал сокрушающий ответ Ржевскому на страницах той же "Современной Летописи" в конце июня 1861 года (No 26). Этот "Ответ г. Ржевскому" начинался с напоминания о первой статье Ржевского "Несколько слов о дворянстве", в которой доказывалось, что дворянство должно остаться привилегированным классом, так как неотъемлемой привилегией его является образование, в то время как "все прочие классы вместе взятые" не доставляют и десятой доли того списка деятелей литературы и культуры, как дворянство. Возмущенный ответ Салтыкова на это самодовольное утверждение великолепен: "Что это такое: упрек ли, сожаление ли, или просто оскорбление? Если это упрек, то справедливость требовала разъяснить и причины, вследствие которых "прочие классы" не могли выделить из себя столько замечательных деятелей, как дворянство, и тогда, быть может, упрек пал бы сам собой. Если это сожале-ние, то, вместо того чтоб сожалеть бесплодно, следовало бы указать на средства к устранению причин, обусловливающих существование предмета сожаления, причин, ни для кого не составляющих тайны. Если это оскорбление, то оно неуместно, ибо направлено против лиц, которые не могут отвечать"...

Но не в этом главная тема ответа Салтыкова, как и не в разъяснении допущенных Ржевским передержек. Говоря о последних, Салтыков подчеркивает, что в его статье речь шла не об административном давлении на мировых посредников, а "лишь о праве не только правительства, но и общества, контролировать действия посредников"... Салтыков указывает между прочим, что статья его об ответственности мировых посредников напечатана в не совсем в том виде, в каком была написана, а выражение "найдутся средства", на которое так сильно напирает г. Ржевский, даже вовсе в ней не было". Но все это - мелочи, ко-торые Салтыков отмечает только мимоходом, переходя к главному вопросу - противопоставлению "бюрократии" и "земства". Он не боится слова "бюрократ", которым его "обзывает" Ржевский; Сал-тыков заявляет, что его ни мало не трогает мнение дворян-помещи-ков о бюрократии. "Слушать, как рассуждают эти господа о централизации и бюрократии, бывает поистине уморительно. Один доказывает, что децентрализация заключается в учреждении сатра-пий; другой мнит, что децентрализация в том состоит, чтобы водку во всякое время пить. - Что такое бюрократ? - спрашивает Межуев. - А вот, братец, - объясняет Ноздрев: - хочу я, например, те-перь водки выпить - ан тут бюрократ: стой, говорит, водку велено пить в двенадцать часов, а не теперь"...

Мы еще встретимся с децентрализацией, как с учреждением сатрапий, в позднейших циклах Салтыкова, например в его "Днев-нике провинциала в Петербурге"; здесь же для нас интереснее то обстоятельство, что Салтыков охотно принимает на себя кличку "бюрократа", толкуя ее, однако, весьма своеобразно. С одной сто-роны он заявляет, что бюрократия в России есть только "служи-лое дворянство", а с другой, приводя слова Ржевского об "извест-ной школе реформаторов, желающих во что бы то ни стало благодетельствовать низшим классам", Салтыков иронически воскли-цает: "вот оно, истинное-то значение слова бюрократ!". Ржевский указывал в своей статье, что Салтыков когда-то в известном нам заключении очерка "Неумелые" восставал против чрезмерных забот администрации о населении; Салтыков отвечает, что он ни в чем не переменил своих взглядов. "В убеждениях моих не последовало никаких перемен; я именно желаю того самого, что выражал в заключении очерка Неумелые отвечал: "о круто-горском губернаторстве я столько же помышляю, сколько он, г. Ржевский, тоскует о губернаторстве, например, орловском". По-следний намек брошен недаром, так как Ржевский действительно "тосковал о губернаторстве", как это мы теперь знаем из других источников. Ржевский был не только одним из главарей партии дворян-крепостников, но и видным чиновником министерства внутренних дел; в начале 1863 года он был назначен членом комиссии для выработки закона о печати, а несколько позднее, в 1867 году, был за свою полезную реакционную деятельность награжден вы-соким чином. Записывая об этом в своем дневнике, А. В. Никитенко отмечает под 28 мая 1867 г.: "Вечером был Ржевский. Его произ-вели в тайные советники, а места губернатора все-таки ему не дали, как он его ни добивается". Как видим отсюда, стрела Сал-тыкова о тоске Ржевского по губернаторству была, вероятно, не случайно направленной. - Статью свою Салтыков подписал пол-ным именем и пометил: "Тверь. 10 июня 1861 г.".

ответственности мировых посредников" - вызвала вторичный ответ Салтыкова Ржевскому, не появившийся, однако, в печати и лишь приведенный в извле-чениях К. Арсеньевым в его "Материалах". В ответе этом Салтыков еще раз подходит к главному вопросу противопоставления "бюро-кратии" и "земства", заявляя, что по основной своей идее это - принципы, взаимно-дополняющие друг друга: "где нет земства, там нет и бюрократии, а есть чепуха, есть бесконечная путаница по-нятий и отношений, при существовании которых всякий отдельный общественный деятель получает возможность играть в свою соб-ственную дудку". Почему не появился в печати этот второй ответ Салтыкова - неизвестно; быть может, Салтыков счел - и спра-ведливо - слишком ничтожными доводы своего противника и вполне ясной для читателей свою собственную точку зрения, как она ясна теперь и нам. Полугодом позднее, в очерке "К читателю" ("Современник" 1862 г., No 2) он лишь пренебрежительно и мимоходом отозвался о "знаменитом публицисте и защитнике свободы Ржевском".

заключается в том, что после 19 фе-враля 1861 года сословные интересы дворянства утратили свое прежнее значение и что если дворяне не хотят остаться в тылу жизни, то должны искать спасения "в тесном общении с народом". Единственным средством Салтыков считает введение всесословного земства, являясь, вместе с "тверскими либералами", одним из пер-вых провозгласителей этой идеи. Несколько позднее идея эта при-обрела реакционный характер, особенно ярко выраженный в книге Ю. Самарина и Ф. Дмитриева "Революционный консерватизм" (Бер-лин 1875 г.); еще позднее, уже в начале XX века, эта же идея характеризовала собою, наоборот, взгляды земского либерализма. В этом последнем смысле одним из родоначальников этой идеи можно считать Салтыкова в разбираемой статье "Где истинные интересы дворянства?" [Дворянин Н. Карцев отвечал Салтыкову в "Современной Летописи" (1861 г., No 50) статьей, в которой подчеркивал независимость помещиков от сельского общества, и заявлял, что "пора поставить вопрос о дворян-ских привилегиях". С тех пор дворянская реакция реформам шестиде-сятых годов успешно развивалась до конца XIX века; Салтыков умер в разгаре ее и боролся с ней до конца своей деятельности]. Салтыков проводит мысль о необходи-мости всесословной волости, как единственного средства общения бывших помещиков с народом. "Необходимо сближение деятельное, сближение действительное. Средство к такому сближению одно. Оно представляется в том, чтобы помещик стал сам членом того сельского общества и той волости, в районе которых находится его поместье". При этом, по мысли Салтыкова, помещик должен принять участие в платеже податей и земских повинностей на-равне с крестьянами и соразмерно с количеством его земли. Не-чего и говорить о том, насколько такое предложение должно было разъярить дворян-крепостников и сделать Салтыкова окончательно "неблагонадежным" в глазах правительства. В своих предложениях Салтыков шел дальше "тверских либералов", с которыми прави-тельство вскоре так решительно расправилось. Неудивительно, что и судьба Салтыкова была предрешена; не ожидая указаний свыше, он сам, как мы знаем, "по болезни" вышел в отставку 9 февраля 1862 года.

Так закончилась административная деятельность Салтыкова на посту вице-губернатора, о которой он мог впоследствии вспоми-нать не краснея. Он бросил службу, желая всецело отдаться лите-ратурной и именно журнальной деятельности, попытавшись создать собственный свой журнал; о судьбе этого разрешенного прави-тельством предприятия еще придется сказать ниже. Пока же нам необходимо вернуться к рассмотренным четырем годам деятельно-сти Салтыкова (1858-1862 гг.) и познакомиться уже не с его административной работой этих годов, а с продолжением его художественной деятельности, так блестяще начатой "Губернскими очерками". Здесь же в заключение можно кстати упомянуть о том, что к концу рассмотренного нами времени, в 1861 - 1862 гг. Салтыков приобрел под Москвой на имя жены небольшое имение Витенево (в 680 десятин), в котором попробовал хозяйничать, приме-няя "вольный труд" и новейшие способы обработки земли. Это обстоятельство представляет и значительный литературный интерес потому, что впоследствии ярко было описано в двух циклах Салты-кова - "Благонамеренных речах" и "Убежище Монрепо". Но это уже произведения семидесятых годов; теперь же нам надо вер-нуться к произведениям Салтыкова, непосредственно примыкающим и по времени и по темам к его "Губернским очеркам".